Итак, настал день свидания. Мы вчетвером встретились у кинотеатра. Я выдал Женьку и девчонкам билеты. Зашли, заняли места. И началась самая настоящая пытка: в лучших традициях гипертрофированного джентльменства я ждал хоть каких-то знаков от Ксю, но напрочь их не видел – а без знаков продвигать свою армию на ее позиции мне казалось как-то не комильфо. И так все два часа занудного исторического фильма. Вышли, немного погуляли по городу вчетвером… И разошлись по домам. Так у меня с Ксюшей ничего и не вышло. А Женя позже не раз и не два делил со мной бокал, выслушивая мои стенания.
Или вот еще: за соседним столиком что-то лихорадочно строчит в телефоне суровый мужик в костюме. Лысина блестит, что твои ролексы. Этот блеск наполированной маковки напоминает мне еще один случай – как Женек, поддержав очередное мое увлечение, чуть не получил за это люлей.
Тогда в насилии – даром, что так и не состоявшемся – оказались виноваты… барабанная дробь… Компьютерные игры! Как так? Объясняю.
Увлекся я как-то игрулиной про граффити, Marc Ecko’s Getting up: Contest Under pressure. Бегаешь по городу, лазаешь по стройкам, расписываешь виртуальные стены, иногда бьешься с не менее виртуальными противниками. Эта видеоигра стала для меня лазейкой в мир граффити: я купил несколько баллончиков, начал пробовать трафареты. Самое смешное, что из-за собственной лютой неуклюжести в плане рисования – все верно, рисовать у меня не получалось с самого детства и не получается до сих пор – я факапился по страшному. А Женек мне пытался помочь, как мог: то фильм тематический со мной посмотрит, то пойдет на вылазку – «побомбить».
И вот представьте.
Выходной день. Мы топаем вдоль высокого бетонного забора, покрашенного в розовый. За ним виднеются трубы завода. Хотим пройти подальше, чтобы набомбить набросок с одного граффити-форума, где я пропадал в свое время. Идем мы по этой слегка возвышающейся дорожке. Слева – овраг с кустами, за которым стелится блестящий металл рельсов. Справа – та самая розовая стена, которой предстоит пострадать.
Делюсь каким-то странными переживаниями с Женьком – и тут оборачиваюсь и вижу: сзади нас идут четыре хлопца. Опасной такой наружности. Ну гопари, типичные. И кепочки и костюмчики – все при них. Говорю об этом Жене. Оцениваю, почти не поворачиваясь, насколько они далеко и какова их скорость. Он ищет глазами что-то, чем можно ударить. Идем дальше. Размышляем, насколько сильно огребем.
– Да нет, мы ж уже пару месяцев как в спортзал ходим, а у них только один на вид крупный, остальные – хлюпики.
– Ой, да нет, их же аж четверо, раскидают нас как пить дать.
– Да какой-то там, я же говорю, зал!
– Нет, нам точно конец. А если у них вдруг ножи?
– Да, ножи – это во всех смыслах железный (или все-таки стальной?) аргумент. А давай через овраг, к путям и дальше? Они, даже если попытаются срезать, догнать нас не успеют.
– Да, давай. Готов?
– Ага… Раз, два, три. БЕЖИМ!
* * *– Здарова, дружище! – Я встаю из-за стола навстречу Жене.
– Ну здравствуй, братец.
Крепкое рукопожатие. Уважаю мужиков, у которых крепкое рукопожатие.
– Представляешь, а я как раз нашу с тобой юность вспоминал.
– Да ладно! – говорит Женя и вешает пальто на стойку рядом. – Поди, тот случай, когда в соседнем дворе Жанка Елистратова мне…
– Какой там! Бери веселее. Помнишь, как я в свое время по граффити тащился?
– Ну помню.
– А как убегали от кучки гопарей, помнишь?
– Гоп… А-а-а, помню, конечно! Ох и поржали мы тогда знатно: особенно когда продрались сквозь кусты, добежали до рельс, глядь назад – а парни те удивленно так на нас поглядывают. А мы ка-ак давай ржать. И правда: у страха глаза велики…
Я выжидающе всматриваюсь в его крупноватые черты. На секунду за серьезным лицом, которое жизнь успела украсить первыми морщинами, я вижу не Евгения Степаныча – кажется, только так к нему в фирме по продаже недвижимости и обращаются, – а моего близкого друга Женька, который старше меня на три года и всегда был мне верным советчиком.
Что ж, пора рассказать ему о своих экспериментах.
Я обрисовываю картину: как наткнулся на статью, как следовал инструкциям – и какие у меня начались проблемы.
Женя внимательно слушает. Наконец, отхлебнув чаю, он с явным усилием говорит:
– Марк, – тон резкий, почти приказной. – Забудь об этом.
Возможно, мне сразу стоило насторожиться, ведь он мрачнел с каждым моим словом, а в особенности – с каждой деталью ночных путешествий. Женя начал напрягаться и как-то меняться в лице, а когда я пожаловался на самочувствие, стало ясно, что мой друг едва сдерживается. Как он успел так быстро рассвирепеть?
– Марк, забудь об этом, – повторяет он.
– Ээээ, не понял?..
– Я тебе говорю, забудь! Не надо тебе это. Никаких больше осознанных сновидений. За-будь. Говоришь, тебе интересен Эдгар По?
– Ну да…
– Так почитай еще о его жизни, хоть в статьях, хоть в книжках. Наверняка не все успел осилить. Подпишись на тематические группы. Документалки посмотри…
– Но ведь я уже…
– Так ты еще посмотри! Пересматривай и перечитывай, если тебя так прет его личность. Сам попробуй что-нибудь накатать. Но пообещай, пообещай мне, что с осознанкой, – он произносит это слово как «осозна́нкой», – заигрывать больше не будешь!
– Дружище, да чего ты взъерепенился?
– Чего, чего… Гнилое это дело, вот чего.
– Уверен?
– Да.
– С чего?
– Сам пробовал.
– И что?
– Июль позапрошлого лета помнишь?..
Я молчу. Да, черт возьми, я помню. Женя тогда на какое-то время как сквозь землю провалился. А потом выяснилось – все больше окольными путями, чуть ли не через слухи, ведь сам мой друг наотрез отказывался об этом говорить, – что Женя чуть не покончил с собой, но, оказавшись на краю, остановился. С тех пор он и проникся авраамическими религиями и копает в эту сторону: то Коран изучает, то Тору, то Новый Завет.
Но надо же: я и не подозревал, что те проблемы в его жизни были связаны с экспериментами по осознанным сновидениям.
– Жень, я понимаю, это непростая для тебя тема, – говорю я. Друг немигающим взглядом уставился в окно, за которым сгущаются сумерки. – Но, может, все-таки расскажешь, что тогда приключилось?
Женя медлит, будто борясь с собой. Сильно-сильно трет глаза – наверняка до «фейерверков». И отвечает:
– Нет, дружище, не могу. Я не могу и не хочу об этом рассказывать.
– Же-ень…
– Нет, – резко обрывает он. – И не проси.
Он молчит какое-то время, сцепив пальцы в замок – сильно, очень сильно, до побелевших костяшек.
– Рассказать ничего не могу, но могу попросить: пожалуйста, не лезь в осознанные сновидения. Ничем хорошим для тебя это не обернется.
Я лишь пожимаю плечами:
– Как скажешь, дружище! Рассказывай, как работа?
Женя принимается делиться, с каждой секундой оттаивая все больше, а я про себя думаю:
