Ренар Тхрагорский!!!
Из-да двери донеслось покашливание. Как мне показалось, недовольное.
— Занят он… Слышу я, чем ты занят. Я тут листья асахи принёс, свежие. Для… леди.
Кир, то есть Ренар часто заморгал, когда получил удар подушкой. Даже не покачнулся при этом, что, конечно, не могло удовлетворить мою жажду мести, то есть справедливого возмездия!
Но от последующего даже не попытался уклониться, видимо, давя на жалость. И очень зря, кстати. При этом смотрел нагшас укоризненно, видимо, надеялся достучаться если не до жалости, то хоть до благоразумия. И снова — мимо. Ни о том, ни о другом мы не слышали! По-крайней мере, сейчас!
Стоически выдержав ещё пару ударов всё той же подушкой, нагшас метнулся вперёд, прямо на меня и в следующий миг я оказалась придавлена к кровати мужским телом, с разведёнными в стороны руками и твёрдыми пальцами Кира на запястьях. Бёдра также были надёжно блокированы, надёжнее прям некуда. Подлый нагшас просто уселся на них сверху, и, как ни дёргаюсь, понимаю, бесполезно. Только хуже делается. В том смысле, что щёки и губы снова начинают пылать, внизу живота свивается сладкой судорогой огненная пружина, грудь, расплющенная о твёрдую грудную клетку воина, ноет, а я вдруг с запозданием понимаю, что на мне… хм… только листья, в общем. Если, конечно, они ещё остались на тех же местах…
А Кир, или Ренар, а какая к чёрту разница, склоняется низко, к самому лицу, и его взгляд на своих губах я ощущаю физически! И дыхание у нас обоих тяжёлое, и сердца колотятся так, что…
— Ладно, — раздалось из-за двери недовольное. — Под дверью оставлю. И не говори потом, что я не предупреждал, что асаха должна быть свежей!
Горячие и очень нежные губы легонько касаются кончика носа и от этой лёгкой, целомудренной ласки меня молния пронзает.
— Я сейчас, — хрипло сказал Кир (так всё же привычнее). — Листья и в самом деле надо заменить свежими.
И в следующий миг уже наблюдаю его спину в белой рубашке, узкие бёдра в белых же брюках, чуть пружинящую, хищную походку.
Но… реакция есть не только у тебя, нагшас, кем бы ты ни был.
В мгновение ока замотавшись в одеяло, как в кокон я соскользнула с кровати и, шлёпая босыми ногами по узорчатой плитке, скрылась за невысокой резной дверцей, в которой безошибочно угадала дверь в купель.
Лишь с мстительным удовольствием задвинув на дверце засов, выдохнула и… ещё быстрее, пожалуй, чем Кир передвигается, побежала хм, по назначению, в общем.
Глава 27
— Майя, — терпеливый голос под дверью. — У тебя всё в порядке?
Из варианта мстительно промолчать или язвительно ответить выбрала второй.
— В полном. А кто спрашивает?
— Майя, — терпения в голосе чуть поубавилось. Но всё же недостаточно. — Это я.
— Не-ет, — качаю головой. — Майя — это я!
Вместо ожидаемого выхождения из себя слышу тихий смех. Очень, зараза, обезоруживающий! Настолько, что и сама, не сдержавшись, хихикаю.
— Вопрос в другом, — всё же стараюсь быть серьёзной. — Кто ты, на̀гшас мой прекрасный?
— Казак, — на этот раз ответили, не задумавшись.
— Допустим, — хочется, конечно, поспорить, но… — И всё же?
— И твой муж. Лорд Кирей Ренар Тхрагорский, герцог Нагшаса.
И я, как бы это помягче и поиносказательней выразиться, в деревеньке под названием А̀хово. В А̀хове я, да!
— Это в какой же Вселенной? Насколько я помню, лорд Нагшаса женился на леди Катлин Помаевской. А я, как ты, наверное, проницательно догадался, никакая не леди.
— Конечно, не леди, — не стали спорить к моему праведному возмущению, — ты — самая настоящая каза, — заявили безапелляционно и глубокомысленно.
— Какая ещё коза?! — возмутилась я.
— Ну… казак-женщина, — немного помявшись, пояснили мне.
— Во-первых, на минуточку, не каза, а казачка, — поправила я, подняв палец, забыв, что нагшас меня не видит.
— А во-вторых, женился я на тебе, ка-зач-ка, — перебили меня. — Твоя кровь была в ритуальной чаше. Чему я несказанно счастлив.
Молчу. Потому что запрещённый приём! Но… говорить ведь что-то надо?
— Правда?
— Правда, Майя. Счастлив.
— Правда — лорд? — а у самой губы растягиваются в дурацкой-предурацкой улыбке. — А кто тогда тот был… другой?..
— Майя, — голос Кира посерьезнел. — Давай ты выйдешь, и мы поговорим. Я так понимаю, очень многое нужно тебе рассказать. Но сперва ты поешь. И последнее не обсуждается.
Пытаюсь вспомнить, когда ела последний раз… вот по по-человечески ела, не кусочничала. И выходит чуть ли не вечность назад. Кусок мяса с лепёшкой под пристальными взглядами сообщников леди Катлин в горло не лез.
Желудок жалобно напомнил о себе. А я даже разозлилась немного. Ну вот какого чёрта этот нагшас всегда оказывается прав?
— Ты больше суток проспала, — продолжили «давить фактами» из-за двери.
Сколько?!
Кажется, моё молчание было истолковано неверно.
— Майя, а ещё листья асахи сменить нужно. Иначе выздоровление замедлится.
Я покосилась на плечо. Не то, что с анамом, а то, на котором до этого листок был. Небольшая царапина. Вполне себе затянувшаяся.
— А до этого, кто менял? — я сама подозрительность, да. И на повестке дня — допрос с пристрастием. Через дверь, правда, но главное, что эффективный ведь!
— Ты думаешь я кому-то доверю делать это со своей женой?!
Аут. Окончательный и бесповоротный. Нет, оно, конечно, логично было бы предположить, что какому-то местному магическому лекарю меня доверили, но… Всё же я рада, что это был Кир. Хоть и стыдно до ужаса, а всё равно радостно! Л. Логика.
— Ты, если что, мне тогда, ну… уйти позволил, — всё же решила напомнить я. Потому что слабость в коленях, пульсация в самых непредназначенных по моему скромному мнению для пульсации местах и бабочки в голове и животе — это, конечно, хорошо, но… Если то, что было окажется какой-то их местной проверкой на вшивость по нагшасским обычаям — убью! Вот просто убью! Хотя нет. Знаю же, что это так, для красного словца…
Как знаю и то, что простить не смогу такое. Никогда.
Поэтому я продолжила:
— И потом, ночью, отвести к этому… к этому…
При одном воспоминании о несостоявшемся насильнике, о бешенстве и ненависти в его глазах, о том, как неуклюже сучил ногами, а пальцами сжимал перерезанное горло… голос мой
