Барб Хенди, Дж. С. Хенди
Первый и последний чародей
ПРОЛОГ
«…Что ты такое?.. Зачем вы пришли?.. Кому ты служишь?..»
Магьер лежала на холодном каменном полу в запертой камере под императорским дворцом Самоа Гальб, в столичном порту Суманской Империи Иль'Дхааб Наджуум. Ее запястья были скованны тяжелыми цепями и подвешены к стене, они давно покрылись кровавыми струпьями от постоянных попыток освободиться. Три вопроса снова и снова повторялись в ее голове.
Она слышала, как слова перекатываются в ее мыслях и эхом отдаются в висках, хотя никто не произносил их. Мучитель безмолвно задал их при первом визите в ее камеру. Порой она просыпалась от того, что ей казалось, будто он стоит рядом, просочившись сквозь запертую дверь, но когда она открывала глаза и вглядывалась в темноту, никого не было.
Магьер оставалась одна, пока он не приходил снова и не начинал пытать ее. Возможно, ей просто мерещилось?
Она не знала.
Магьер лежала, свернувшись калачиком, ее длинные черные волосы спутанными прядями обрамляли почти белое, грязное лицо. Перед тем как запереть в камере, у нее отобрали саблю и кинжал из белого металла хейнасов. Сколько дней и ночей она провела здесь?
Голод, жажда, холод и боль стали ее существованием. Они оставляли немного места для того, чтобы чувствовать что-то еще… кроме страха за Лисила. Она вспомнила мужа и Мальца, Странницу и других людей, которые были дороги ей, но мучитель каким-то образом вспугивал воспоминания, заставлял их прятаться в глубинах сознания.
Образы любимых и близких становились тенями в темноте. С закрытыми или с открытыми глазами, только Лисила она могла представить достаточно ясно. И этого едва хватало, чтобы держаться… и ненавидеть того, кто приходил снова и снова.
Теперь ненависть значила в её жизни больше, чем всё остальное.
Скрежет металла эхом разнёсся по камере.
Магьер дернулась, задрожала и изо всех сил вжалась в заднюю стену. Раньше она садилась на корточки и смотрела на дверь. И не подавляла свою дампирскую сущность, когда он пытал её в первые дни… или это были ночи? В темноте не было никакой возможности отличить их.
Ее челюсти болели из-за внезапного роста зубов. Чернота заливала глаза, пока не заполняла даже белки. Она снова и снова бросалась на него.
Цепи скрипели и грохотали, но не рвались. Вбитые скобы не желали выдираться из стены. Все, что она могла сделать, это яростно полосовать ногтями воздух на полпути к тому месту, где стоял он. Но сейчас она свернулась у задней стены, неспособная вызвать свою вторую половину, даже чтобы просто лучше видеть в темноте.
Возможно, на этот раз пришёл стражник с миской объедков и воды.
Дверь со скрипом петель распахнулась. Она приоткрыла глаза и тут же вскинула руку, чтобы защитить их от света фонаря. Железная дверь захлопнулась, прежде чем она опустила руку… и внутри оказался он.
Как всегда, он был облачен в темное, ткань украшали мерцающие странные символы. Это все, что она сумела разобрать. Кисти рук он держал в рукавах, а лицо таилось в тени капюшона. Он был стройный и высокий, даже для суманца. Магьер предполагала, что это именно «он», хотя халат такой тонкой работы подошел бы и женщине.
Он наклонился и поставил на пол слева от себя масляный фонарь с почти прогоревшим фитилём. Возможно, он поступал так и раньше, но ей казалось, что он ни разу ни к чему не прикасался в прошлые свои визиты. Переставая кричать, она всегда оказывалась на полу, а, когда приподнимала голову, камера была темной и пустой.
До сегодняшнего дня Магьер не слышала, как открывалась или закрывалась дверь, не улавливала его шагов, но временами видела суманских стражников. Однажды, когда один из них принес ей пищу и воду, ей захотелось узнать, кто такой её загадочный визитёр. Стражник посмотрел на нее так, будто она была неразумным, скулящим зверем, и молча ушел. Она пробовала снова и снова, и наконец один понял ее.
— Никто не приходит к тебе, — ответил он на ломаном нуманском, а затем с отвращением фыркнул. — Ты одинока… до самой смерти.
Она в замешательстве смотрела на него, а, когда дверь с лязгом захлопнулась, дико завыла. После нескольких неудач она отказалась от попыток поговорить со стражниками. Почему ни один из них не знает того, кто сейчас стоит перед ней?
Шепот снова появился в голове Магьер:
«…Никто не доверяет тебе…»
«…Никто не придет за тобой…»
«…Все заперты, либо бежали…»
«…Ты одна… навсегда…»
Хор голосов, твердящий одни и те же слова, не стихал ни на секунду, пока он находился в камере. Слова скреблись и толкались в ее черепе, как клопы, и она зажимала руками уши. Не помогало, но больше она не могла ничего сделать.
— Чего ты хочешь… на этот раз? — сквозь зубы прошипела Магьер.
Поднявшись сквозь покров шепота, к ней пришли воспоминания: её дом, давно покойная мать, кровавая история её рождения… путешествия, друзья, союзники, враги… шар в ее руках, сейчас скрытый где-то далеко.
Ее хриплый голос окреп, зазвучал острее:
— Я ничего больше не знаю! Так зачем? Зачем оставлять меня в живых и держать здесь?
Из душащего её мысли шума один голос поднялся над остальными:
«Для сделки с моим господином… твоим хозяином».
Магьер обессиленно рухнула у задней стены камеры. Это был не первый раз, когда она спросила и услышала ответ, но он так ничего и не объяснил.
— Зачем? — прохрипела она. — У меня нет ничего другого… так чего ещё ты хочешь?
Шепчущая буря стихла до легкого ветерка. Этот краткий миг был настоящим облегчением. А затем голоса зазвучали громче, неистовее.
Магьер схватилась за голову, когда пришел его ответ:
«Будь добра… кричи».
* * *Лисил прислонился к левой стене камеры, его скованные руки безвольно лежали на коленях. Через окошко в железной двери просачивался скудный свет, но его не хватало, чтобы разглядеть что-нибудь.
Где-то в темноте рядом с ним, каждый к своей стене были прикованы Малец и Странница — большой пёс и юная девушка. Они, кажется, спали.
Лисил пытался подсчитать количество прожитых в заключении дней по визитам стражи, когда им приносили еду и воду. Больше не приходил никто. И всё же он не был уверен в своих подсчётах. Стражники то и дело менялись, а он понятия не имел, сколько длится их смена. Та скудная пища, которую они приносили, была настолько отвратительной, что первые несколько дней он не ел вообще… или это были ночи?
Лисил сидел в темноте и слушал, но улавливал только медленное, слабое дыхание своих спутников. Со дня заключения он носил одну и ту же одежду, она стала совсем грязной и откровенно воняла. Все его оружие забрали.
Когда их
