Энтони хочет знать, почему Иисус ждал четыре дня, прежде чем спасти Лазаря. И получает ответ, что Иисус должен был сотворить чудо, священное чудо, которое воодушевило бы верующих и посрамило неверующих. Священник продолжает:
– Для тех, кто видел все своими глазами, это было настоящее чудо; а для нас, потомков, это особая история, которую мы называем притчей.
– Что такое притча?
– Притча – это предание, которое говорит несколько о другом по сравнению с тем, о чем, казалось бы, идет речь. Любой случай или событие, описанные в Библии, имеют четыре значения.
Энтони впадает в беспамятство, так и не успев узнать четыре возможных уровня значения. Ему кажется, что он различает собственный голос, спрашивающий священника:
– Но почему только Лазарь? Почему Иисус не воскресил всех умерших в Вифании? Или всех умерших на земле от сотворения мира? – Но даже если ему ответили, он не слышит, да и в любом случае он на самом деле спрашивал только об одном: «Почему я?»
На четвертый день йоркисты приходят схватить Энтони. До них дошли слухи, что в часовне укрывают ланкастерского мятежного лорда.
– Мы забираем вас отсюда. Можете сначала помолиться, потому что вы уже покойник, лорд Скейлз, – обращаясь к Энтони, говорит сержант, перед тем как приступить к чтению приговора: – Под Таутоном, в графстве Йорк, в сопровождении французов и шотландцев, врагов короля, названные здесь лорды лживо и предательски, идя против веры и своего сеньора, развязали войну против короля Эдуарда, их законного, истинного и естественного сюзерена, поставив себе целью таким образом уничтожить его, лишить королевского положения, короны и чести, и таким образом начали с этой целью сражение против его названного положения, проливая кровь великого множества его подданных. В оной битве всемогущему Господу было угодно даровать ему, по Своему могуществу и милосердию, победу над врагами и мятежниками и не попустить им достичь сей лживой и предательской цели. Вследствие чего следующие предатели приговариваются к смерти…
В этом месте сержант делает паузу и принимается водить пальцем и взглядом по длинному списку приговоренных. Чтение дается ему нелегко, и он делает еще одну попытку одолеть написанное. Он шевелит губами, с трудом разбирая имя за именем. Затем:
– Вы говорите, вы лорд Скейлз?
– Я лорд Скейлз.
– Вашего имени здесь нет. – Сержант с растерянным видом покидает часовню, чтобы посоветоваться со своими спутниками, ждущими снаружи.
Возвращается он с улыбкой:
– Все в порядке. Вас сочли убитым на поле сражения, но раз вы Божьей милостью найдены живым, нам велено доставить вас к королю Эдуарду и вашему отцу, верховному констеблю Англии, лорду Риверсу.
Бессмыслица какая-то! Когда Энтони закрывает глаза, он слышит крики священника:
– Теперь вы превзошли Лазаря, ибо уже второй раз восстали из могилы!
Вскоре Энтони помогают перебраться на повозку, которая доставит его к Йорку. Это унизительно, но ничего не поделаешь: он слишком ослабел от полученных ран. Дороги покрыты рытвинами, и весь путь – сплошное мучение, причиняющее невыносимую боль. Рана в боку опять открывается, и ему снова требуется перевязка. Энтони часто впадает в беспамятство, но в моменты прояснения сознания он узнает о масштабе победы Эдуарда и о последствиях сражения. Считается, что в битве на Вербное воскресенье приняли участие 200 000 человек и большинство из них были убиты. Но разве во всей Англии нашлось бы столько мужчин? Уэллс, Морли и Джон Невилл были среди погибших на поле боя, и их, несмотря на благородное происхождение, бросили в общую могилу вместе с простолюдинами. Нортумберленд умер от ран в Йорке. Король Генрих, королева Маргарита и герцог Сомерсет удирают в Шотландию. Уилтшир тоже в бегах. Сопровождающие Энтони считают, что делу Ланкастера пришел конец, но подробностей о лорде Риверсе и его месте при новом порядке они не знают.
Пока они едут, Энтони просит у сержанта позволения посмотреть приговор. Там нет не только его имени, но также и имени военного советника герцога Сомерсета, сэра Эндрю Троллопа. Энтони знал Эндрю с давних пор. Тот начинал простым воином и возвысился до командира отряда графа Риверса во время французского похода. Позже он сражался при Уэйкфилде и был посвящен в рыцари после битвы под Сент-Олбансом. Если удастся найти Эндрю, можно спросить у него, как назывался замок.
Энтони спрашивает сержанта, не слыхал ли тот, где теперь сэр Эндрю, и узнает, что Эндрю был среди убитых на поле брани. Он продолжал сражаться, пока ему не отрубили обе руки. Вместо скорби Энтони охватывает злость на призрачное видение, которое дурачило его, приглашая, как он теперь понимает, на бесплотный пир. Затем, опомнившись, он злится, что позволил себе так легко обмануться. Иллюзии лишь для тех, кому не удалось познать восторг в реальной жизни. Таинственное шествие, свидетелем которого он стал в неизвестном замке, не имело смысла.
Хотя горячечных приступов становится меньше, временами Энтони посещают видения: яркие геральдические цвета гербов, поднимающиеся над водой; перевал через холм сквозь лес, охваченный пламенем пожара; стол, уставленный гнилыми яствами, и он пробуждается от этих видений, преисполненный дурных предчувствий. Время в пути течет медленно, но Энтони не выказывает желания поскорее добраться до места: он в ужасе от одной только мысли о новой встрече с отцом. Она должна бы сулить радость, но он знает, что такого не будет, и пытается отрепетировать их спор, который неизбежно случится.
По прибытии в Йорк ему помогают выбраться из повозки и приносят костыль. Опираясь на него, Энтони добирается до собора, во дворе которого видит отца, сидящего под цветущим деревом боярышника.
Отец поднимается, и они заключают друг друга в объятия. Пристально вглядываясь в него, отец проводит ладонью по лицу и туловищу Энтони, словно убеждаясь, что перед ним его сын и он все еще жив. Затем он снова садится на землю, и начинаются взаимные обвинения.
– На поле боя я потерял тебя из виду, – говорит Энтони, не в силах сдержаться. – Куда ты подевался? Побежал продавать свой меч герцогу Йоркскому?
Отец откидывается назад, снова привалившись спиной к дереву, и жестом приглашает Энтони сесть рядом, но тот не желает. Превозмогая боль, он продолжает держаться прямо, глядя на отца сверху вниз.
– Солнце Йорка принесло нам погоду получше. Пора научиться называть Эдуарда королем… И все было не совсем так, – говорит отец. – Увидев, что
