И вот, наконец, свет фар и мелкие, неуверенные шаги на заснеженной дорожке. Еще б они были уверенными в сапогах с десятисантиметровыми каблуками. Дура. Просто дура! Как еще ноги не свернула на таких каблучищах. Все же доковыливает до двери и вставляет ключ. Никак не доходит, что дверь открыта. Закрывает и открывает дверь, ну просто сумасшедшая женская логика. Собака подбегает к двери и буквально налетает на свою хозяйку.
— Иди сюда, моя хорошая. Прости, что так долго. Сейчас мама тебя выгуляет.
— Можешь не торопиться, папа ее уже выгулял.
— Сережа? А ты что здесь делаешь? Ты меня напугал, — Ксюша включает свет и начинает раздеваться.
— Вообще-то я здесь живу.
— Я думала ты приедешь завтра.
— Планы поменялись.
Ксюша снимает с себя полушубок, открывая вид на абсолютно развратное платье, еле прикрывающее задницу. Слегка наклоняется, скидывая с себя неудобную обувь, еще больше оголяя ноги, и кто бы мог подумать, показывая резинку чулок. Это нокаут.
— Жопу не отморозила?
— Нет. У меня трусы с начесом, — с чувством явного превосходства произносит Ксюша.
— Показывай.
— Что?!
— Трусы говорю, показывай.
— Ты совсем сбрендил!?
— Нет, сконьячил.
Не знаю что мной движет в данный момент, но я просто хватаю Ксюшу за руку и валю на диван. Дергаю кусок дурацкой ткани вверх, открывая вид на белоснежные трусы, с пресловутым зайцем посередине. Отлегло… ну какая девка будет надевать трусы с зайцем, чтобы заняться сексом. Боже, я, кажется, уже обожаю этих зайцев, начинаю тупо улыбаться. Через пару секунд Ксюша со всей силы отталкивает меня двумя руками, так, что я еле удерживаюсь на ногах.
— Придурок! — вскакивает с дивана и бежит к лестнице, на ходу поправляя платье. Несколько секунд и Ксюша уже наверху. А я стою с дурацкой улыбкой на лице, опьяненный пониманием, что ничего у нее не было…
Глава 23
Просыпаюсь позже обычного, на часах почти девять утра. Принимаю бодрящий душ и иду готовить завтрак. Кое-как промаявшись до десяти, поднимаюсь наверх и захожу в Ксюшину комнату. Странно, что она вообще ее не заперла. Кажется, даже звук дрели не разбудит эту соню, сладко спящую посередине кровати. Присаживаюсь рядом, провожу рукой по ее шелковистым волосам, слегка касаюсь пальцами шеи.
— Фенька, отстань, еда в миске, — охрипшим ото сна голосом произносит Ксения, начинает ерзать на кровати, в итоге окончательно накрывая голову одеялом. Не дожидаясь пока она снова впадет в глубокую спячку, полностью стягиваю одеяло. Ксюша подтягивает ноги к животу, пытается натянуть белоснежную сорочку на ноги.
— Феня, сгинь, дай поспать!
— А тебе не приходило в голову, что кошка не может сдернуть одеяло? — Ксюша моментально открывает глаза, смотрит на меня в полной растерянности.
— А ты что здесь делаешь?! — возмущенно спрашивает она.
— Живу.
— Что-то ты повторяешься. Может и трусы сразу показать?
— Лучше снять.
— Что тебе надо, Сережа? — абсолютно серьезно спрашивает Ксюша, присаживаясь на кровати, одновременно подтягивая одеяло.
— Прости меня за вчерашний вечер. Это было грубо и неправильно.
— Прощаю. Теперь можешь идти со спокойной душой и совестью. Ты, кажется, и так уже опаздываешь.
— Я сегодня не работаю, так что мне некуда спешить.
— А я не про работу. Тебя, наверное, уже заждались. Не заставляй людей ждать, особенно женщин, они этого не любят.
— Ты это о чем?
— А ты еще оказывается и тугодум, Сереженька. Сегодня суббота. А среда и суббота у тебя потрахушечные дни… Ну, их, конечно, наверняка, больше, но вот эти точно официально закреплены в трахательном календаре, — со всем ехидством в голосе произносит Ксения. А я сижу и не понимаю, то ли смеяться до слез, то ли жалеть, что довел добродушную Ксюшу до таких речей.
— Ксюш, это называется ревность.
— Это называется констатация фактов. Слезь с моей кровати.
— Да ты я смотрю в “прекрасном” расположении духа, — на тумбочке начинает вибрировать телефон, беру трубку и сразу заглядываю в экран.
— Ты что творишь? Отдай, сволочь! — пытается дотянуться до телефона, но силы не равны. Не знаю, зачем открываю ее сообщения. — Какой же ты гад! Отдай!
— Так сволочь или гад?
— Гадосволочь! Ненавижу тебя! Как же вы меня все достали! — Ксюша срывается с кровати и бежит прямиком в ванную. А я в который раз не понимаю, зачем ее задеваю. Наладил отношения, называется…
Подхожу к двери, сквозь которую уже пробивается шум воды. Я хоть сейчас могу зайти, благо замков на двери нет, но не решаюсь. В руках вновь вибрирует Ксюшин телефон, смотрю на экран, на котором один за другим сыплются сообщения, теперь уже от известного Краснова. Саша значит, ну-ну.
10:05
Доброе утро. Как спалось, я тебе часом не приснился? Знала бы ты, что я с тобой делал в моем сне. Твои чулочки не дают мне покоя, так и вижу, как ты меня обхватываешь своими ножками.
10:07
Ксюш, не глупи. Ну, сколько можно молчать, я же все равно от тебя не отстану. Я клятвенно обещаю, что твой муженек ничего не узнает, да и прекрати прикрываться любовью к нему, я же знаю, что все это лажа.
Мне бы взбеситься, что по-прежнему этот ушлепок на горизонте, но сейчас совсем не до него. Кажется, кого-то прорвало. “Потрахушечные дни”, подумать только. Спускаюсь вниз, иду в гостиную и жду, когда Ксюша спустится. Через считанные минуты моя обиженная жена спускается и идет на кухню. На ней какое-то простое хлопковое платье желтого цвета. Встаю с дивана и направляюсь за ней. Ксюша открывает холодильник и берет яйца. Начинает взбивать их и делать омлет.
— Ты же помнишь, что я обещал тебе перед отъездом?
— У меня девичья память, конечно, не помню. Отдай мой телефон.
— Я напомню, у меня пока с памятью все в порядке, — подхожу к ней вплотную сзади. — Ксюш, отложи пока завтрак, — она резко поворачивается, и со всей злостью в голосе произносит:
— Кажется, кто-то говорил, что завтракать просто необходимо! Отойди от меня, — выхватываю из ее рук вилку и отшвыриваю подальше.
— Хватит! Заигралась уже. Выкладывай, все что накопилось. Только сначала я скажу. Мои «потрахушечные дни» закончились еще до Турции, а в день приезда моих родителей, я поставил окончательную точку в этих отношениях!
— Я что, по-твоему, совсем дура конченая? Я тебе видела в субботу с
