Когда я вышел из деревни феллахов Рамоса, Ра плыл к западным утесам. И только встретив выходящих их сада собиральщиков, я понял, что начался сезон виноделия. Вскоре послышался стук палок, сливающийся с пением и смехом, и эти звуки веселья напомнили мне о временах, когда я в детстве ходил в виноградники своего деда. Там мы с братьями прыгали в огромных каменных чанах и топтали виноград, а наши родители, дяди и тети, выстукивали ритм деревянными лапами. Я ускорил шаг, желая вновь пережить эти счастливые мгновения хотя бы как зритель, – и не успел я пройти в ворота, как заметил в одном из чанов Асет: Рука поддерживал ее, чтобы она не поскользнулась, отбивая ногами ритм.
Это зрелище вызвало у меня в сердце улыбку: на Асет была лишь набедренная повязка, как у мальчишек, край она провела между ног и заткнула за пояс. Как сильно она изменилась с десятого дня рождения! Бедра и голени стали круглее и мягче, а лицо похудело, выделились скулы и сильная челюсть. Так что с каждым днем Асет все больше походила на мать. Не меняются у нее лишь глаза – настолько прозрачные и голубые, что свет ах сияет изнутри.
Я подошел ближе и тоже начал хлопать, чтобы слиться с толпой, – и увидел, как девочка посмотрела на товарища и рассмеялась. Мое сердце переполнилось сожалением о том, что это может быть ее последний шанс так по-детски забыться. Потом я осмотрел собравшихся и заметил какую-то фигуру на крыше дома Рамоса. От страха у меня участилось дыхание: жрец никогда не разрешал Асет играть с детьми рабочих. А сейчас он увидел, что его дочь ведет себя, словно одна из них, обнажив перед всеми появляющиеся груди, – и я застыл как дурак, пока меня не толкнул Пагош.
– Рамос ожидает тебя в своем саду удовольствий, – прошептал он так, чтобы услышал я один. – Бастет схватила его за яйца и начала их сдавливать. – Мы отошли от остальных, изображая беспечность, которой ни один из нас не чувствовал. – Он отсылает Асет, но не к жрице Хатхор. Вместо этого девочка отправится в гарем знатного богача. – У меня подскочило сердце, я судорожно вдохнул, но когда собрался заговорить, Пагош покачал головой, чтобы я этого не делал. Потом он растворился в толпе – возможно, чтобы присмотреть за Асет.
Когда я увидел Рамоса, он смотрел на пруд с лотосами. За эти годы он не особо изменился, хотя даже если бы он полностью поседел, этого бы никто не заметил. Не видны и его истинные намерения, так что я не стал доверять ему больше, чем раньше.
– Сенахтенра, есть ли у тебя такой друг, которому ты мог бы вверить все имущество, даже собственную жизнь? – спросил он, когда я подошел.
Я уже давно настороженно отношусь к жрецам, которые к делу подходят боком, скрывая истинные намерения за намеками или загадками, так что и я сказал то, что ему уже известно:
– Мне очень повезло, мой господин, поскольку таким другом для меня был отец. И Мена.
– Подумать только, а я когда-то считал, что знаю о тебе все. – Рамос покачал головой, но в уголках глаз появились морщинки, словно он шутил над собственной наивностью. – Тенра, я не намереваюсь использовать твои слова против тебя. Мне просто нужно найти ответ на вопрос. Правильный ответ. Потому что решение, которое я приму здесь и сейчас, сильно повлияет на решения Осириса и его судей, когда мне придет пора с ними встретиться. – Жрец повернулся ко мне. – Вопрос в том, могу ли я доверить тебе сокровище, которое для меня дороже всего золота Нубии, куда бы ни подул ветер в предстоящие месяцы?
– Вероятно, нет, – ответил я, ибо использовал бы все богатство, которое он мне может доверить, чтобы защитить его дочь – даже от него самого. – Я такой же, как и все остальные: в некоторых отношениях сильнее других, а в некоторых – слабее многих.
– Иногда,
– Умоляю простить меня, если я тебя обидел, – я не могу кривить душой: мне для этого не хватает тонкости, приходящей с практикой, раскаяние же стало привычкой.
Рамос покачал головой:
– В том-то и дело, что когда живешь среди себялюбцев, хорошо получаются путаные фразы – для этого достаточно говорить правду. Возможно, однажды, прежде чем вытечет вода, отмеряющая отведенное нам в этом мире время, нам с тобой представится роскошество потягаться умами. А сейчас мне придется удовольствоваться доказательством, которое я вижу собственными глазами, – моей дочерью, которой я доверяю больше, чем кому-либо еще… даже больше, чем своему богу. – Я не мог вымолвить и слова, даже если от этого зависела бы моя жизнь. – У меня тоже есть друг, как твой отец, – продолжал жрец. – Он уже стар, но все еще любит меня, а я его. Поэтому Асет станет его Второй Женой…
– Но у нее еще не начались месячные кровотечения, – возразил я, повысив голос, чтобы заглушить внезапный шум в ушах, ибо было все равно – пусть мне раскроят череп, только пусть боги позволят мне прожить достаточно, чтобы найти другой выход.
– Для него это не имеет значения, а я сделаю все возможное, чтобы дочь была в безопасности. После того случая со старой нубийкой… – Рамос поднял руку, не давая мне возразить. – Все решено. Договор подписан. – Мне хотелось вырвать ему язык. – Ты хорошо послужил ей, мой друг. – Он посмотрел мне в глаза. – Ты ведь мне друг, да, Тенра?
Я понял, что наступает самый сложный момент беседы.
– Я старался, хотя признаю, что мне доводилось нарушать твои указания. Но не те, которые я считал твоими истинными намерениями – оберегать ее ка так же, как и тело.
Его губы расслабились сухой усмешкой.
– Слава Амону, я был прав хотя бы в одном. – Рамос никак не давал мне возможности отвести взгляд. – То, о чем я тебя попрошу, может дорого тебе стоить, Тенра. Может быть, даже больше, чем ты хочешь отдать. Если это так, я не буду оспаривать твое решение, но сделаю все, что смогу, дабы помочь тебе подняться до верхней ступеньки лестницы, если ты этого захочешь.
– Тогда хватит меня мучить и переходи к делу.
– Друг, к которому я отправляю дочь, и щедр, и мудр, но уже стар. Асет надо на время исчезнуть, но я не могу и думать о том, чтобы запереть девочку с его незамужней дочерью и двумя сестрами, которые в лучшем случае простоваты. Можно ли ей переехать в твой городской дом, как только ее присутствие в гареме Узахора будет подтверждено? – Слова потекли из него, словно вода из поднятого колодезного журавля. – Должно быть, Мерит сможет изменить внешность девочки так, что никто и не догадается. Например, пострижет ее, чтобы она стала похожа на твоего ученика?
– Или управляющего аптекой, – предположил я, увлеченный его планом. – А что насчет Пагоша? И Мерит?
– Они будут жить в доме ее мужа. Асет должна будет появляться там время от времени, чтобы супруг мог демонстрировать ее друзьям, но ее приданое через него перейдет к тебе. Используй деньги, чтобы пристроить к дому еще одну комнату, найми слуг, или что там потребуется. Я уверен, что Ипвет с сыном найдется работа у тебя дома. – Значит, он уже знал, что Асет сдружилась с его рабочими.
– Пагош согласился?
– Это был его замысел. Позаботься о том, чтобы Тули поселился в твоем доме, тогда и Асет останется. – Жрец словно предвосхищал все недостатки, которые я мог найти в его плане.
– А ее муж не будет возражать против такого положения вещей?
Рамос покачал головой:
– Он делает это исключительно по моей просьбе. – Я отнесся к этому заявлению с недоверием, но выбора у меня не было, так что я последовал за Рамосом в его большом дом, и он пропустил меня в дверь вперед себя. – Я велел Пагошу привести ее в мою библиотеку.
Когда мы вошли, Асет вскочила, словно ее застали за непристойным занятием. А так оно и было.
– Тенра! Я думала, ты пошел…
– Мы обсуждали твое обучение, – сообщил ей Рамос. – Но пусть сначала Пагош принесет нам прохладных напитков. А потом поговорим.
– Я помогу ему, – вызвалась она и побежала за Пагошем.
Асет надела короткую рубаху, не скрывающую ее запачканных соком лодыжек.
Когда девочка вернулась, Рамос сообщил ей лишь то, что ей необходимо было знать.
