– Обещаю, что тебе не придется меня хоронить, дед. И помни, что ты тоже не одинок. Я буду звонить, и, как только разберемся с этим бардаком, мы обязательно будем вместе, – продолжил Тейт нарочито бодрым тоном, пытаясь развеять грусть, которую расслышал в голосе деда. – Эй, тебе определенно понравится здесь. Очень много зелени, всяких растений и прочей живности – короче, куда ни глянь, сплошная биология.
– А как насчет раздолья для собак? Ты же знаешь, что я и шагу не ступлю без моей Багзи-Миллион[34].
Тейт усмехнулся. Багзи-Миллион – так звали огромного, лохматого ирландского волкодава, с которым дед был неразлучен.
– Земляничные Поля – это примерно двадцать пять акров. Идеально для Багзи. Слушай, дед, какая это по счету? – Дед всегда держал ирландских волкодавов и всех называл Багзи-Миллион, в честь своего любимого книжного магазина, куда ему разрешали приводить с собой таких гигантов, и эта традиция была старше Тейта.
– Это Багзи-Миллион номер пять, и я полагаю, что она самая умная из всех. Только вчера взвесил ее, и она потянула на шестьдесят с лишним кило.
– Дед, это не собака. Это человек. – Тейт рассмеялся.
– Не-а. Собаки всегда лучше людей.
– Не буду с этим спорить, дед. Ладно, мне пора идти. А то Фостер забеспокоится, что меня долго нет.
– Сынок, ты должен сказать ей правду.
– Я помню, дед. Позвоню снова, как только смогу. Люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, сынок. Береги себя. Обещаешь?
– Зуб даю.
15
ТЕЙТ– Фостер? Я вернулся из магазина! Слушай, на обратном пути я заскочил на винодельню «Белла Органик» и набрал там кучу этих мелких летающих тарелок – твоих любимых патиссонов. Если ты приготовишь их в кокосовом масле с солью, я разожгу гриль и зажарю того лосося, что купил в бакалейной лавке, и, думаю, на грядке найдутся спелые помидоры и перец. – Тейт загрузил в холодильник скоропортящиеся продукты и выглянул из кухни в коридор. – Фостер! – крикнул он.
«Может, опять торчит в Бэт-пещере? Но оттуда она обычно прибегает на кухню, когда я возвращаюсь из магазина. Не из-за меня, конечно, а ради еды. Фостер никогда не пропускает ленч – как она называет любой прием пищи». Поначалу Тейт находил это странным. Теперь он думал, что это мило, и сам стал называть завтрак «первым ленчем».
Так и не дождавшись ответа от Фостер, Тейт забеспокоился. Бросив на столе пакеты с остальными покупками, он шагнул к дверям и уловил движение в окне кухни. Тейт остановился, отодвинул кружевную занавеску и обомлел, увидев Фостер.
Позади дома простирался луг, а чуть дальше бежал ручей, который они обнаружили, когда исследовали окрестности. Фостер стояла на берегу, лицом к ивовым зарослям, и размахивала руками, словно дирижер. Деревья, повинуясь ее движениям, исполняли красивую воздушную симфонию.
Тейт кинулся к задней двери, выскочил на крыльцо и одним махом преодолел все ступеньки. Он побежал к воротам пастбища, легко и бесшумно перелез через изгородь. Потом замедлил шаг, ступая осторожно, чтобы не спугнуть Фостер и не попасть под обстрел ее воздушных пушек. Но на самом деле таился он совсем по другой причине. Тейту нравилось наблюдать за ней, особенно когда она плела воздушные узоры.
Именно так Фостер стала называть то, что она делала с воздухом. Они оба уже поняли, что способны различать воздушные потоки. Это могло показаться бредом, но и окружающее пространство, и небо над головой бороздили самые настоящие воздушные магистрали. Когда они оба сосредотачивались и взывали к своей стихии, эти трассы становились видимыми. Как-то так.
Тейт сделал глубокий вдох, мысленно представляя воздух… ветер… бриз…
И это случилось! Внезапно перед ним открылось завораживающее зрелище. Теперь он видел не только грациозные движения рук маэстро Фостер и колышущиеся им в такт длинные ивовые ветви. Он различал и мерцающие термические потоки, которые кружили в пространстве, обдувая деревья, Фостер, трепещущие травы – весь мир.
Тейт снова глубоко вдохнул.
– Воздух. – Он произнес это слово тихо, благоговейно, как тайную молитву, и легкая лента сверкающего потока изменила направление, устремилась к нему и принесла с собой голос Фостер.
Она пела! Хотя нет, Фостер скорее напевала себе под нос, и воздух колебал ивовые ветви в такт ее мурлыканью. Тейт уловил знакомые нотки мелодии и попытался вспомнить, что это за песня, когда Фостер разразилась трелью.
Фьють-ти-ли, ти-ли!Фьють-ти-ли-ти!Тейт округлил глаза и затаил дыхание. В голосе, сладком и сильном, звучала такая легкость, какой он никогда раньше не слышал у нее. Черт возьми, Фостер умеет петь!
Она дурачилась, импровизируя с мелодией, которую Тейт все еще пытался опознать, и воздух подыгрывал ей. А потом Фостер запела. Сначала очень тихо.
Она порхает по деревьям днями напролет,Прыгает и пляшет, песенку поет.И все птички на Джейберд-стритЛюбят слушать малиновки свист!Ни фига себе! Фостер поет песню группы «Джексон 5»!
Погружаясь в мелодию, Фостер начала пританцовывать, ритмично вышагивая влево и вправо. И, словно по волшебству, вступил хор ивовых ветвей, нашептывая припев.
Порхай, малиновка, порхай!Зажигай, птаха, зажигай!Свисти, малиновки свисток,Сегодня все танцуем рок!Красивый голос Фостер звучал все увереннее, пока она танцевала и пела с ветром и ивами.
Тейт подумал, что она самая потрясающая девушка. Он мысленно поблагодарил свою бабушку (упокой Господь ее душу), фанатку «мотауна»[35], и деда, который заставлял его брать дурацкие уроки свинга[36], когда ему хотелось одного: играть в футбол. Но дед сказал ему еще в детстве, что для того, чтобы правильно обхаживать женщину – так и сказал, обхаживать, – нужно уметь танцевать. И, как заметил старик, танцевать по-настоящему – а не корячиться, сотрясая воздух, что сегодня выдают за танцы.
Так что Тейт вытер вспотевшие ладони о джинсы, глубоко вдохнул и, пытаясь излучать учтивость, которой славился его дед, направился к Фостер, чтобы вступить в танец на следующем куплете.
Каждая маленькая ласточка, каждая синичка,На высоком дубе каждая птичка…У Фостер перехватило дыхание, и она запнулась, повернув к нему пылающее лицо, но Тейт лишь усмехнулся и протянул ей руку.
– Ну же! Потанцуй со мной!
Она уставилась на его руку, и воздух между ними будто замер.
– Тебя ведь не волнует, что о тебе подумают другие, вроде меня, – произнес он с лукавой улыбкой.
– Нет, конечно! – Она взяла его за руку и запела во весь голос.
…Старый мудрый филин, черная ворона,Взмахивая крыльями, подпевают хором…Тейт легко подхватил ритм. Конечно, он хорошо знал старую песню, но дело было не в этом. Когда он закружил Фостер, воздух наполнился музыкой, и казалось, будто листья деревьев поймали, запомнили и заиграли мелодию вместе с ними.
Зеленые глаза Фостера широко распахнулись, и он притянул ее к себе и повел в свинге настолько безупречно, что почти ощутил одобрительный кивок деда.
– Ты это слышишь? – прошептала она.
– Ага! Продолжай петь! – Тейт снова крутанул ее, повторяя припев вместе с
