Анна неподвижно стояла во время этой декламации, странной посреди лиан, высокой травы, валунов и пары железобетонных плит.
– Почему вы… такое говорите? – она нахмурилась. И заговорила, словно оправдываясь за подругу: – Мрия счастлива. Ветер… он…
Притворяться тяжело, она не находила, что поставить в заслугу галерцу. Она знала Ветера больше, чем хотела бы, и выбор подруги до сих пор казался недоразумением. Только когда родилась Надья, Анна взглянула на ситуацию философски: может, ребенку нужно было родиться от этой пары. Может, предопределенность такая, ничего не поделаешь. Девочка – вылитый отец, даже бровки как у галерца, и завиток волос над лбом.
– Ветер… заботливый, – выдавила она.
Лесоруб кивнул:
– Кто ж спорит. Сколько ему лет?
– Завтра исполнится двадцать один.
– Завтра?
В разговоре возникла пауза.
– Академия Звездного флота?
– Нет, курсы летной практики.
– Понятно.
– Парням с «Галеры» редко удается поступить в Академию.
– Ну да, – шумно выдохнул лесоруб. – Почему не летят к нам? У человека всегда есть выбор. Университеты на Ило охотно приняли бы ваших парней. Если, конечно, у них мозги с извилинами.
– Парни с «Галеры»… В общем, они все такие, как Ветер. Вы меня понимаете?
– Понятно, – еще раз повторил лесоруб и серьезными серыми глазами глянул на собеседников. – Рыльце в пушку, значит, у каждого. Что за грешки конкретно у этого?
– Он конфликтовал с законом еще подростком, точнее я не могу сказать.
– Не можешь, или не хочешь, вторая белль?
– Я действительно не знаю. Что-то серьезное.
– Он бежал с «Галеры» в эпсилон, спасаясь от обвинителей?
– Честно, я не знаю. Как будто нет. Его бы арестовали на блокпосту у причалов… И у него сейчас своя команда…
– Какая еще команда? – удивились патрульный пилот и лесоруб.
– Он – кумир выпускников курса летной практики. Они его чуть ли не на руках носят.
Мужчины хмыкнули.
– Эгей, как я не догадался? Все просто: у парня амбиции зашкаливают!
– Корона жмет, – улыбнулся Тимох.
– Вот-вот. Но здесь – не «Галера», здесь получился сплошной облом, а роль второго плана с недавних пор парню не по нутру.
Аристарх шутливо шаркнул ножкой перед пилотом:
– Вам, герой эпсилон, ничего не жмет, случаем? А то я быстро накассандрю, сколько рассветов вы встретите на Ило.
– Голову не жмет, но у меня в другом месте большие амбиции! – заговорщицки шепнул Тимох, подталкивая Аристарха в бок.
– Ходить не мешают? – осклабился лесоруб.
Догадливая белль незаметно прикрыла юбкой пульт от глянца, лежавший рядом с ней.
– Наоборот, заставляют шевелиться… она спрятала пульт от глянца! Аристарх! Белль уходит и уносит пульт!
Анна, намереваясь вернуться в схрон, сказала через плечо:
– Офицер, вам нельзя двигаться! Местный доктор прописал вам покой.
– Да-да, или срублю под самый корешок! – пригрозил пилоту Аристарх, ухмыляясь.
– Скоро пойдем полоскать в ручье ваши зеленые ласты, – пообещала Анна, а лесоруб перегнулся назад, дернул за сухой стебель лиану, развесившую по ветвям акации свои стручки. Стручки-колокольца звонко, почти как металлические, сбряцали.
– А она деловая! – констатировал Аристарх, делая резкий жест прямой ладонью от глаз: изобразил прямые ресницы белль.
– Моя! – тихо, но внятно произнес Тимох.
«Стихи, значит, принялся читать, борода?»
Аристарх, словно отвечая его мыслям, подумал: «А поволнуйся, героический пилот! Ноги быстрее заживут!»
Беззаботно произнес:
– Пойду, приведу себя в порядок, а то совсем зарос.
К завтраку все собрались вместе, потому что Анна не позволила растащить еду и перекусывать по отдельности, на чем особенно настаивал Ветер, нагревший место на широком ложе рядом с Мрией и дочкой.
Аристарх вышел к столу, тщательно выбритый. Он сбрил не только бороду, но и остриг под ноль лохматую шевелюру. На загорелом лице свежо белели щеки и шея; лесоруб оказался молодым парнем, и на вид ему было лет двадцать семь, как патрульному пилоту.
Белошвейки уставились на Аристарха во все глаза и чуть ли не рты открыли, заставив того покраснеть. Ничего не понимающий в иланских традициях Ветер недовольно дрогнул ноздрями. Тимоха насторожила такая кардинальная перемена внешности лесоруба. Если иланец вдруг сбрил волосы с головы – значит, готовится к испытанию лесом. Значит, Аристарх считает следующую ночь слишком опасной и заявляет флорникам: «Что было, то прошло. Я другой, флорники, – вам не за что зацепиться!»
Наконец все расселись за столом.
Свет из окна падал как раз на середину столешницы, где красовался ребристый кувшин из прозрачного стеклопластика, ровесник бункера, и компот, налитый в этот кувшин, и мелкие фрукты на дне выглядели живописно. Кувшин с компотом отбасывал сочные оранжевые блики на еду, выложенную прямо на цветные разделочные пластины, предназначенные, вообще-то, для нарезки продуктов (привычной иланцам плетеной и деревянной посуды в старом схроне не нашлось). Были приготовлены тушеные коренья, перетертые орехи, смешанные с мякотью плода, свежие фрукты и хлеб из хлебопечи – аппетитная выходила картинка. Вместо салфеток и полотенец лесоруб предложил мягкие ватные пуфы в коробочках; он сорвал их с однолетних побегов куста неподалеку от бункера и принес в контейнере из-под медицинских инструментов.
– Кепка стала большая, только на ушах и держится! – пошутил Аристарх, стягивая с бритой головы кепку и с готовностью принимаясь за еду, которая быстро исчезала со стола стараниями галерца и патрульного, тоже проголодавшихся.
Когда с завтраком покончили и разобрали последние ломти хлеба, чтобы доесть его с пастой из орехов и запить компотом, бригадир лесорубов решился на серьезный разговор.
– Я вот что скажу, – начал он. – Вы хорошо здесь устроились, уютно. И корабль неподалеку, и вам рядом с «Иглой», понятное дело, спокойнее. Понимаю. Но послушайте меня, на ночь в этом схроне нельзя оставаться. Где-то под полом, под слоями бетона бродят корни
