Об отце.
Эшлин.
Мия в растерянности помотала головой, чтобы прочистить разум. Казалось, будто они ехали сквозь туман, хотя на самом деле за ее спиной по-прежнему ярко светило солнце. Она отпила воды из фляги и вытерла капельки пота со лба.
«Что-то тут не так».
Возможно, здесь была задействована магика. Остатки ашкахского колдовства, разбитого и потерянного при падении империи. Даже спустя столетия, спустя многие годы под опаляющими солнцами, похоже, его отпечаток остался, как кровь, просочившаяся сквозь трещины в земле. Но, по крайней мере, теперь в ее груди, в глубине души, появилась уверенность.
«Это правильная дорога».
Мия ехала прямо, ветер лавировал между скалами. Ее руки и ноги покалывало, в голове появилось смутное, непонятное ощущение. Спину щекотали стекающие капельки пота. Мия сосредоточилась на неровной земле впереди, и ей показалось, что она вновь услышала мамин голос. Почувствовала холодное прикосновение губ Трика к своим, как при прощальном поцелуе. Пальцы Эшлин между своих ног, дыхание девушки в своих легких. Не разбирая, что правда, а что иллюзия. И, конечно же, она слышала шепот ветра. Так близко, что его дуновение задевало мочку ее уха, вызывая мурашки по всей коже.
Под копытами Юлия что-то хрустнуло. Опустив взгляд, Мия увидела, что земля под ними усеяна древними костями. Человеческими и звериными, трескающимися и хрустящими под верблюдом. Девушка нахмурилась и часто заморгала, когда к ней пустыми глазницами повернулся беззубый череп и прошептал:
«Если пойдешь этой дорогой, дочь моя, ты умрешь».
Взглянув на тропу впереди, Мия осознала, что она наконец-то начала сужаться. По бокам поднимались зубчатые скалы из красного камня. Она взглянула в небо, и ее внезапно охватило головокружение. Мия понятия не имела, сколько прошло времени с тех пор, как она вошла в каньон. Ее руки дрожали. Во рту пересохло. Фляга была почти пустой, хотя она не помнила, как пила из нее.
Ты
умрешь.
Впереди, по обеим сторонам прохода, возвышались две статуи. Каждая была вырезана из песчаника и отдаленно напоминала человека, но все детали стерлись временем. Левая сломалась пополам, и обломки ее верхней части валялись у щиколоток. Правая по большей части уцелела – человеческая фигура со смутным намеком на странные надписи у основания и кошачьей головой в длинном уборе. Она напомнила Мие лампу на столе Мариэль. Девушка посмотрела на меч из черностали на своей талии – на человеческие фигуры с кошачьими головами, мужчину и женщину, обнаженных и переплетенных.
– Ашкахи, – пробормотала она.
Потерянные во времени. Преданные забвению. От них так мало осталось. Несколько безделушек и обрывки знаний. И все же однажды был такой народ, цивилизация, империя. Полностью уничтоженная в катастрофе, порожденной ревностью и гневом.
Мия перевела взгляд со статуй на дорогу впереди, которая за крошащимися изваяниями превращалась в узкое ущелье. Трещина уходила глубоко в землю, образовывая чуть дальше развилку, по бокам которой высоко поднимались скалы. Благодаря карте на коже Эшлин Мия знала, что за трещиной начинался лабиринт туннелей и разломов, расползаясь по пустыне, как паутина.
А за ним…
За ним…
Будет…
Она услышала пение своей матери. Голос Эшлин, произносивший ее имя. Учуяла дым сигарилл Меркурио в воздухе. Увидела глаза отца, предлагающего примкнуть к нему. По груди девушки черным потоком прокатился страх, заполняя ее, грозя утопить.
Никогда не отводи взгляд.
Никогда не бойся.
Ее ноги заныли, ступни болели – сколько она уже идет? Перемену? Неделю? Мия не помнила, ела ли она, но ее желудок был полон. Не помнила, как покинула Юлия, но зверя нигде не было. Только теперь она заметила, что начало темнеть, – будто солнца наконец-то отправились на покой за край мира. На секунду ее охватила паника при мысли, что она пробыла здесь слишком долго, и уже наступила истинотьма. Но нет, взглянув на небо, Мия увидела тонкую полоску грязно-синего света и почувствовала жар последнего глаза Аа. Тьма еще не захватила власть на небосводе.
– Все это неправильно, – прошептала Мия.
Она уже близко.
Ей не стоит здесь находиться.
Лучше вернуться назад, пока не поздно.
Бредя по лабиринту из красного камня и сгущающихся теней, она слышала тихие крики позади и сигналы рога. Гадая, что случилось с теми солдатами, которые погнались за ней в это гиблое место. Гадая, почему они вообще сюда пришли.
Почему она сюда пришла.
Опустив взгляд, Мия заметила, что ее тень двигается, как черный огонь, облизывая и вздымаясь над разбросанными костями. Затем тень протянула к ней руки, дергая за одежду и гладя кожу. Посмотрев на свои ноги, Мия увидела небо. Посмотрев на небо, не увидела ничего. Внезапно почувствовала обнаженную Эшлин в своих руках, ее губы на своей шее. Ощутила, как ее возлюбленная вздрогнула, когда она провела пальцами по линиям ее татуировки. Дороги к этому месту. Выведенной черным.
Скалы вокруг нее искажались, тени корчились, в нишах и расщелинах играл свет. Казалось, будто ее обступали кричащие лица и цепкие когти. Тьма углубилась, бездонная и безупречная. Мия зажмурилась и осознала, что уже ничего не чувствует – ни земли под ногами, ни пульса в жилах, ни ветра в волосах. Сияние последнего солнца казалось тусклым, как свеча вдалеке, но небо под ее ногами оставалось светлым.
«Ты не моя дочь».
«Только ее тень».
«Героем ты точно никогда не станешь, девочка».
«Девушка со своей историей».
«Все, что я слышу, Царетворец, это ложь из уст убийцы».
«Я хочу, чтобы ты исчез, слышишь?!»
«Я убила бы сами небеса ради тебя…»
Тени тянулись к ней, расстилаясь в ничто, которым она стала. Мия посмотрела на свою тень, увидела, что та черная, как смола, как клей, и заливает ее пальцы, как тающий свечной воск. Учуяла слабый запах дыма и пыли, аромат пустых могил. Что-то хрустело под ее ногами – сухое и ломкое, как ветки. Острое, как крики в ее голове.
– О, Богиня, – выдохнула Мия.
Мрачность столь идеальная, что она не могла представить ничего до, после или в промежутке. Ни света. Ни звука. Ни тепла. Ни надежды. На ее глаза накатились слезы.
– О, Богиня… я чувствую ее.
Мия подавила все это в себе. Страх. Горе. Боль от потери. Теперь она была так близко, что могла ощутить это на вкус. Протянуть дрожащую руку и коснуться. Вырвать из клетки сломанных ребер и сделать своим. Ее право по рождению. Ее наследие. Ее кровь и отмщение. Ее клятва единственному, кто у нее остался.
Брат.
– Я… плохо плаваю.
– Зато я хорошо, – Мия снова сжала его руки. – И я не позволю тебе утонуть.
Скалы вокруг нее стали раздробленными, пронизанными темными трещинами и кишащими тенями. На неровной земле и в крошащемся камне виднелись робкие следы цивилизации – смутный кирпичный узор здесь, кусок сломанной статуи там. На уходившей вниз земле Мия разглядела остатки плитки – словно когда-то это была дорога,
