прижал ее к парапету, придерживая огромными руками за ягодицы, словно она ничего не весила. Брин крепко сжала его бедрами, их языки переплелись, тепло его кожи согревало ее до самых костей.

Ваанианка со вздохом отстранилась, между их лицами пролетали капли дождя, как если бы сами небеса плакали, ее сердце билось так громко, что заглушало гром.

– Я не… – Волнозор часто заморгал, светясь от радости. – Серьезно?

– О Дочери, – рассмеялась Брин. – С тобой будет трудно.

– Я постараюсь быть не слишком обременительным.

– Хватит болтать, дурень, – прошептала она, пробегая пальцами по его щеке. – Лучше займи свой рот чем-то поинтереснее.

– Не понимаю, о чем ты…

В воздухе, та к же ярко, как молния, сверкнул серебряный клинок и пронзил нагрудник Волнозора, раня его в сердце и в мгновение ока заливая легкие кровью. Двеймерец попытался что-то сказать, но закашлялся, обрызгав лицо Брин алыми каплями. Она набрала воздуха, чтобы закричать, но в эту секунду прогремел гром, и ясный звон второго клинка, скользнувшего ей под мышку, затерялся в шуме.

Брин почувствовала, как в ее грудь вонзается сталь. Как она падает. Ее подхватили чьи-то изящные, но ужасно сильные руки, и ласково, словно мать свое дитя, опустили на каменный пол. Она увидела над собой юношу на фоне плачущего неба. Одетого в черный камзол и кожаные штаны. Его губы были поджаты, словно он обсасывал зубы. Таких прекрасных юношей она еще ни разу не видела. Бледная кожа и лазурные глаза.

Он склонился над Волнозором, лежащим рядом, поднял блестящий кинжал и перерезал ему горло от уха до уха. Легко и быстро. Брин попыталась вскрикнуть, но ее рот заполняла кровь. Соленая, густая и слишком вязкая, чтобы вдохнуть. Не говоря уж о том, чтобы закричать.

«Мне холодно».

Пузырящаяся на губах.

Губах, которые он целовал еще мгновенье назад.

«Мне так холодно».

Прекрасный юноша повернулся к ней.

«Я хочу, чтобы ты меня согрел».

И прижал палец к губам, словно моля о тишине.

Все произошло за долю секунды.

Мия прижималась спиной к груди Эш, положив голову ей на плечо, ее веки сонно смыкались. Мясник по-прежнему обучал Йоннена, поощрительно улыбаясь, пока мальчик неуклюже повторял позы и выпады. Мечница лежала на полу у костра, а Сид смотрел на огонь. Как вдруг Мия услышала едва различимый шепот сверху.

Шепот стали.

Они с Сидонием одновременно подняли головы. Затем переглянулись.

– …Волнозор? – позвал Сид.

Мия поднялась на ноги.

– Брин?

Затесавшись среди дождевых капель, на каменную плитку в паре метров от нее упал крошечный предмет.

Маленький.

Круглый.

Белый.

– Чудно-стекло!

Сфера взорвалась с влажным хлопком, наполняя нижний этаж башни удушающим, тяжелым, клубящимся облаком белого пара. Аркимический привкус на кончике языка Мии мгновенно объяснил ей, что это.

«Синкопа».

Седативное средство, которое варила Паукогубица в Тихой горе. Одного вдоха достаточно, чтобы… Не задумываясь, задержав дыхание, Мия нащупала тени в обломках на улице и, закрыв глаза,

шагнула    из        белого тумана

во тьму и ливень снаружи. Затем рывком вытащила из ножен меч из могильной кости и, слегка присев, повернулась кругом, с раразвевающимися от штормового ветра волосами. На разрушенном верхнем этаже башни виднелось очертания человека, с края свисала темнокожая рука и выглядывал светлый пучок волос, пропитанный кровью.

«Нет…»

В ее груди забурлила ярость. Время замедлилось. Каждая секунда раскалывалась на миллион мерцающих осколков. Каждая капля, плавно опускающаяся сквозь мрак вокруг, выглядела как безупречный бриллиант, сверкая с неожиданной и поразительной ясностью.

Мия заметила силуэты в черном, пробирающиеся через кусты и выходящие из тени обломков камней. Узнала Ремилло и Виолетту, которых помнила со времен службы в часовне Галанте – они часто вместе выпивали по выходным. Хитролицего Артурио, обходившего стену, – он одалживал у нее сигариллы, когда пытался бросить курить. Тихого Тишь на зубчатых стенах – юношу, который помог ей пройти испытание Паукогубицы, когда они были аколитами. А еще – худенькую, как палка, быструю, с короткими каштановыми волосами, прилипшими ко лбу, продирающуюся через кустарники, как драк через кровавую воду, – епископа Златоручку.

Все они Клинки.

Соколы, Эшлин и Йоннен уже усыплены «синкопой». Значит, пятеро против нее одной.

«Нет, не одной».

Мия посмотрела на тьму у своих ног.

«Против многих».

Вспышка молнии, рев бури, черная тень, мелькнувшая в короткой вспышке света. Сперва Мия

шагнула    к Артурио,

самому сильному и жестокому из них, выпрыгивая из тьмы у его ног и с чавканьем погружая меч в его грудь. Пузырьки крови, багряные брызги – могильная кость разрывала плоть, мышцы и кость, – и алые, алые, алые капли среди дождевых. Мия крутанула меч, услышала хруст его ребер и обернулась, чтобы посмотреть, как он падает.

Сверху раздался невнятный крик, Тишь присел, напоминая птицу в кровавом гнезде, его убийственные голубые глаза сверкнули в свете молнии. Мия опустила пальцы ко тьме у своих ног, такой очаровательно густой, зачерпнула горстку, как делал Йоннен, и потянулась через пространство между ними, чтобы ослепить эти миловидные голубые глаза.

– …Сзади…

Шепнули ей на ухо, когда тень, которая не была котом, стала глазами на ее затылке. Мия перекатилась вперед как раз в тот момент, когда над ее головой пролетел нож – достаточно близко, чтобы услышать сквозь грозу, как он со свистом рассекает пелену дождя. Затем развернулась и увидела, что Виолетта метнула один за другим еще два ножа – острых, как бритва, и почерневших от яда. Теперь они не нуждались в «синкопе», малыш Йоннен и так лежал на спине, видя сон

сон

(о черных небесах, миллионе звезд и бледном светящемся шаре).

Бледные пальцы согнулись, как когти, темные тени, подобно голодным змеям, обвили ноги Виолетты, и

Мия шагнула

в тень    дерева        сбоку от нее

и погрузила меч прямо в живот женщины, наискось, выкручивая, пронзая кожу, внутренности и снова кожу. Спина Виолетты выгнулась, рот открылся, из живота вывалились розово-красным клубком внутренности, блестящие и источающие пар.

– Гребаная…

– …Мия!..

Она прогнулась назад, и клинок Златоручки просвистел мимо ее подбородка, а затем перекатилась по грязи в сторону башни – на лице волосы, на языке песок, в ушах раскатывается рев зрителей на арене,

ВОРОНАВОРОНАВОРОНА

но это было вчера,

когда все было просто, у Луны не было имени, а ее отец по-прежнему был…

«Мой…»

Златоручка замахнулась кулаком, сжимавшим темную и сверкающую сталь, не золотым, а обычным, но, о, этого будет достаточно. Эклипс материализовалась на разрушенной стене позади женщины и зарычала, морозный ветер принес с собой страх, ее тень была глубже, чем Мия когда-либо могла себе представить, когда-либо мечтала, но все равно это тень

тень

ТЕНЬ.

И Мия осознала, что может не входить в черноту у ног врага, дерева или камня, а просто использовать волчицу, созданную из теней. И тогда, протянув руку, она

шагнула

через

Эклипс,

выпрыгивая из камня за спиной епископа, и услышала влажный хруст, когда замахнулась с оскаленными зубами, плюясь от ненависти, и ее меч из могильной кости скосил капли дождя и голову Златоручки, которая осталась висеть на волоске.

Кровь на ее руках,

на лице,

на языке, водянистая и медно-сладкая от дождя, ее так много,

Вы читаете Темный рассвет
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×