Сзади и слева, как хорошо представлял себе Анатолий, территория была уже наскоро обжита. Чернели прямоугольники фундаментов будущих коттеджей, возле угловатых корпусов интерната жиденько дымила труба котельной. В одном из домиков окна светились: там заседал Совет, в сумасшедшей гонке со временем напрягая трещащие от бессонницы головы и споря, споря до хрипоты.
Дальше выстроились палатки, а прямо за ними пах свежей древесиной частокол Периметра – кое-кто стал уже называть его Кремлем. Еще дальше, вдоль берега, раскинулся пустырь выкорчевки.
А справа и спереди лежала сайва. Не джунгли, не лес – именно это экзотическое словечко, заимствованное из вездесущего (в смысле цитирования, конечно) «Трудно быть богом», вполне отражало непривычную суть. Пучки трехметровых черных листьев, растущие плотно-плотно из рыхлой жирной почвы, колючие лианы, заросли коренастых тысячествольников… Эти заросли простирались вглубь материка, до самого горизонта, а вдоль берега – до цепи пологих холмов, куда вчера отправился отряд разведчиков.
Караульная вышка поднималась у самого края сайвы, и чаща темнела под ногами. Где-то тоскливо и длинно орала панцирная обезьяна – двойной восход лун возбуждал этих тварей.
Анатолий поежился: вечерний холодок заполз под бушлат. Конечно, патрули ходят с оружием, а не горбатятся с лопатами и топорами. Конечно, лестно быть Бойцовым Котом, но только не такой вот ночью, когда все спят, кроме тебя – и сайвы…
Все остальное произошло мгновенно. Шорох и треск внизу, в зарослях, громадная черная туша, маслянисто блеснувшая в свете лун, слепо врезалась в опоры. Дерево хрустнуло, Анатолий инстинктивно схватился за поручни и вместе с дозорной площадкой рухнул, обдирая руки, в кусты за спиной тахорга. Чудовище двигалось дальше; в слепом приливном беге оно ничего не замечало и ни на кого не нападало, но впереди был поселок… Зажмурившись от страха, Анатолий вскочил на ноги и нажал на спуск. Грохот оглушил его, отдача разворотила плечо – АК бился, как живой неукрощенный зверь.
Тахорг взвыл, круто развернулся… Анатолий, ничего не соображая, всаживал очередь за очередью в три красных глаза, в черный провал пасти.
От корпуса интерната, от Периметра бежали вооруженные люди. Впереди – Голубев. На бегу он пытался закинуть на плечо пулеметную ленту, та неудобно болталась, соскальзывая и вихляясь за спиной уродливым хвостом. Капитан Котов на ходу стащил с плеча ремень, остановился, присел на колено и поднял пулемет, держа его сверху, за цевье. РПД выплюнул сноп огня, залязгала, задребезжала лента. Но это было лишним: тахорг, получивший полтора десятка пуль прямо в башку, заваливался набок.
Анатолий стоял рядом с еще содрогающимся телом хищника. Его трясло, АК с пустым рожком валялся на земле. Майков не слышал, что говорил ему Голубев, позволил себя куда-то вести, как ребенка, жал руки, машинально отмечая заспанно-испуганно-восхищенные взгляды ребят, высыпавших из палаток. Запоздалый страх не давал оглянуться на чудовище…
ХРОНИКА ГОЛУБЕВА
…Я немедленно внес предложение об учреждении боевого ордена и о награждении им Бойцового Кота А. Майкова, и эта идея была поддержана единодушно. Казаков предложил название: «Орден Славы». Разумеется, пока в нашем распоряжении нет благородных металлов для изготовления наград, награждение орденом будет производиться чисто символически: кавалеру вручат диплом и нагрудную планку. Наутро мне удалось протолкнуть введение в патрульных силах воинских званий, и теперь я совершенно официально именуюсь капитаном Бойцовых Котов. Не скрою, это приятно.
Нападение тахорга имело еще и тот положительный эффект, что напрочь заглушило толки о якобы внутреннем назначении патрулей, имевшие место после событий Восьмого дня (12 марта). По моему ходатайству Анатолий произведен в сержанты.
17 марта под вечер Елена сообщила, что самая яркая звезда небосклона – это на самом деле третий спутник планеты, отдаленный от нее примерно на миллион километров. Казаков, пребывавший в прострации по поводу дня рождения своей пропавшей возлюбленной, предложил было назвать это небесное тело Ольга, но первооткрывательница предпочла имя Пандора. Кажется, это было сделано не без мрачного юмора, но наш координатор его не уловил.
Наладили работающую от интернатской электросети рацию. Слава богу, древний, довоенного еще выпуска паровичок, крутивший генераторы, пока работал без перебоев. Уголь тоже имелся – здоровенная куча антрацита на хоздворе. Но, увы, эфир оказался девственно пуст.
Ввели систему дополнительных пайков для тех, кто в свободное время занимается общеполезными делами (парикмахеры, энтузиасты учебы, просиживающие в классах до полуночи, и т. п.). Кстати, теллурийский день оказался всего на десять минут короче земного…
Глава VI
Нам пригласительный билет на пир вручен.И просит облако дожить до юбилея,Но время позднее, и дождь, и клонит в сон,Мы не останемся. Когда-нибудь, жалея,Нас тоже кто-нибудь попробует назватьДвух-трех по имени… собьется, не уверен.Стать тенью, облаком, в траве песчинкой стать.На пляже холодно и самый след затерян.А. КушнерДвух вещей не хватало в этой стране: кофе и демократии…
Какой-то мусульманин…Дневник Маляна, как известно, до сих пор вызывает яростные споры у исследователей не только из-за двойственности этой интереснейшей фигуры эпохи Первого Установления, но и из-за обилия документов, приписываемых перу этого автора. Действительно, как сторонники официальной версии, возлагающие на Маляна значительную часть вины за последующие катастрофы, так и представители нетрадиционной школы, пытающиеся обелить лидера «конструктивистов» и представить его прозорливцем, с первых дней предвидевшим все последствия стихийной социализации реперной группы «полигона Казакова» и всеми силами пытавшегося смягчить эти последствия, – по сей день пытаются сгладить противоречия между Первым и Вторым меморандумами Маляна, с одной стороны, данным дневником, с другой, и не сохранившимся «Введением в Теллурийскую экономику» – с третьей. В настоящее время большинство исследователей склоняется к мнению, что часть этих трудов приписывается Маляну ошибочно. Но нельзя совершенно игнорировать упорные слухи о якобы найденном и хранящемся в частной коллекции Третьем меморандуме, проливающем некоторый свет на события тех дней.
(Предисловие В. Штерна к третьему,
исправленному изданию «Дневника Маляна». Изд. МММ, 2132/145 г. т. э.)
ДНЕВНИК МАЛЯНА
Изд. МММ, 2132/145 г. т. э.
Сегодня, когда меня уже ни на минуту не оставляет чувство тоскливого ожидания, я постоянно возвращаюсь мыслями к первым минутам Установления, точнее, к первой спокойной и радостной мысли: «Наконец-то!»
Оказывается, где-то в глубине таилась эта детская жажда несбыточного и постоянная готовность к Встрече: к голубым протуберанцам, перекрывающим порядком надоевшую улицу, шагающим железным конструкциям на горизонте, гравиконцентратам, нарушению закона причинности – господи, да мало ли к чему я был готов! И как неумолимо вымывалась эта радость, по мере того как постепенно эта куча восторженных друзей, растерянных пацанов и возмущенных чиновников превращалась в жесткую организацию – микрогосударство со своей армией, полицией, принудительным трудом, лагерями и прочими радостями цивилизации. Причем я сам принимал в этом самое активное участие, поскольку просто
