— Разве это не наследие любого из нас?
— Не Волка. Его отец бессмертен, так же как и мать, хотя, откровенно говоря, я уже много лет о ней не слышал. Вынашивание и рождение чудовищ несколько осложняют отношения. Вы только подумайте — Волк! Она сказала, что у него мои глаза!
Тола посмотрела в глаза мужчины: они действительно были волчьими — яркие, желтые, словно отполированный янтарь.
— Почему вы здесь, сэр?
— Леди, вы, как всегда, ухватили самую суть, что, видимо, можно считать следствием того, что вы и есть суть. В целом это весьма близко к сути, являющейся одним из тех понятий, которые могут иметь много значений. В данном случае так оно и есть.
— Ответьте мне.
Он улыбнулся и, присев на корточки, положил ладони на землю, будто искал что-то на земле или под ней.
Три раза девять, но светлая дева мчалась пред ними; кони дрожали, с грив их спадала роса на долины, град на леса.[7]— Я не понимаю вас, господин.
Он улыбнулся и продолжил:
Пусть первая укусит тебя в спину, Вторая — в грудь, Третья обрушит на тебя Ненависть и зависть.Слова эти были прекрасны. Она представила себя высоко в небе, среди облаков, молния была копьем в ее руке, гром — конем под ней.
— Кто я?
— Прядильщица судьбы.
— Какова моя судьба?
— Вы — одна из немногих, кому дано плести собственную судьбу, то есть быть богом.
— Я не бог.
— Вот мы и подошли к причине, по которой я здесь. Мне нужен кто-то, кто убьет волка, и я думаю, что вы можете это сделать.
Тола не нашлась что ответить.
— Позвольте мне объяснить, — сказал человек. — Мое время кончилось. Я хотел бы умереть. Мое былое могущество померкло и пропало. Но время богов Севера еще не кончилось. Волк еще не убит. Он должен быть убит. Иначе ничего не изменится. Мир всегда будет обречен на вражду.
— Тот самый волк?
— Именно. Он есть разрушение, которою всегда было достаточно, как я теперь понимаю. Но в те времена, когда тут слонялся Один, оно имело некоторый созидательный момент. Одна цивилизация разрушала другую. Я оплакивал определенные образчики утерянной красоты, будь то лицо скифского мальчика, изгиб одной из этих ваз, египтян, которые высекли меня в плоском камне и прозвали Тифонским зверем, но я не понимал, что их гибель давала возможность расцветать другим. Один — безумец, Один — мудрец, Один — король магии и, наконец, Отец Смерть. Но в нем всегда было нечто скользкое, изменчивое, что делало гибель одной цивилизации навозом, на котором расцветали достижения другой. Я видел лишь одну его сторону, а он был многогранен. Его нельзя было припереть к стенке, что отчасти объясняло тот факт, что он всегда выскакивал неизвестно откуда, словно женщина. Ваш, однако же, тип. Ох, господи…
— Мой тип?
— Преследующий вас волк, о котором мы недавно говорили. В нем нет никакой двойственной природы. Он — это полость, пустота, в которую все падает. Он — конец всему. Посмотрите вокруг. Он здесь. Он долго спит, но как только он просыпается и начинает выть, весь мир воет вместе с ним.
— Это сделали норманны.
— И он пришел с ними. Я заглянул в будущее и увидел там еще много смертей и разрухи. Он тащит их следом за собой. Так что нам необходимо, чтобы он умер. А вы — та, которая может его убить.
Тола подумала, что она замерзает и этот человек — видение дьявола, одна из вызванных холодом галлюцинаций.
— Как?
— Вы можете немного повисеть на дереве, чтобы это узнать, — ответил человек и указал на стену.
На церковной стене отражались сверкающие контуры огромного дерева, чьи корни оказались у нее под ногами. Земля вдруг стала эфемерной, невидимой, и Тола увидела погруженные в огромный светящийся шар корни, которые тянулись из этого шара, образуя реки. В следующее мгновение Тола поняла, что это и есть источник, который она искала. Она чувствовала, как они разбегаются: одни источали ледяной холод, другие излучали душный зной, которого она никогда раньше не испытывала, третьи вызывали в ней странные звуки и видения великолепных птиц со сверкающим, словно церковные украшения, оперением.
Дерево росло из источника, источник и был самим деревом, оба состояли из одной светящейся субстанции. Она посмотрела вверх, на серебряные листья, рассыпавшиеся по небу подобно звездам.
— Мы — свет этого дерева, — сказал бог.
— А он? — Она имела в виду волка.
— Тьма.
— Что я должна сделать?
— Убить его, — сказал он просто. — И других тоже. Все они должны умереть.
— Кто все? Вы — дьявол.
— Ну, для кого бог, для кого дьявол, — усмехнулся человек. — Посмотрите на этих норманнов — они идут с крестом и во имя него. Чью работу они делают? Если это воля бога, подумайте, может ли дьявол быть еще хуже.
— Я думаю, ты дьявол. Я не стану тебя слушать.
— Я пытаюсь вам помочь. Вы несете тяжкое бремя, моя леди. Даже в эту минуту я чувствую, что оно причиняет вам боль.
Он положил руку ей на живот, но она отпрянула. Человек склонил голову. Когда он снова ее поднял, она увидела, что он плачет.
— Вы избегаете моего прикосновения. Еще ни одна смертная так не делала. Было время, когда мой поцелуй был бы для вас непреодолимым искушением. Но мои силы иссякли. Я взял мой свет лишь на время, он весь принадлежит ему. О, Отец, обманщик, даже в смерти ты провел меня. Я не думал, что твоя смерть заставит меня умолять о моей собственной.
Тола была уверена, что все это — лихорадка, вызванная холодом, и понимала, что надо уходить.
Она поднялась по ступеням церкви и, прежде чем открыть дверь, обернулась, посмотрела назад.
— Все сломано, — сказал
