— Это очень странно, — произнесла Стилиана голосом, полным страха.
Вода внизу дышала, словно огромное животное, сверкала, как спина дракона. Она пузырилась жаром и была горячей.
И она что-то шептала Толе на незнакомом языке.
Еще и еще вниз. Тола была уверена, что уже была здесь, а может, в месте, похожем на это. Туннель привел их на скалистый уступ большой пещеры. В мерцающем свете извивались высеченные на всех стенах змеи. На потолке было изображение огромной змеи, зубы которой вгрызались в корни дерева. Пещера была наполнена бурлящей водой, над которой поднимался пар.
— Хвергельмнр! — воскликнула Стилиана. — Это источник всех холодных рек. Предвестник вероломства. Где мои руны? Что стало с моими рунами?
Тола жадно впитывала в себя жар источника. Почему он был горячим, если это был источник холодных рек?
Вдруг она увидела, что высеченная на потолке змея украшена рунами.
Стилиана тоже увидела их и прочла:
Пускай тебя покарают те клятвы, которые дал ты когда-то Хельги, клялся ты светлой влагой Лейфтра и камнем Унн в холодной росе![8]— Что это? — спросила Тола. Слова взволновали ее. Она увидела, как брат пошел на брата, как тяжело перекатывались по глади океана волны, как покрылся кровью прибрежный песок.
— Проклятие валькирии.
— Это место, где нарушаются клятвы, — сказала Тола. — Ты поклялась не причинить мне вреда.
— Да, — подтвердила Стилиана.
Она обмотала свой шарф вокруг шеи Толы и сильно потянула. Перед глазами Толы замелькали белые вспышки, голова стала тяжелой и едва не взорвалась от давления, — и в следующий миг она уже ничего не видела.
Глава двадцать первая
Голос в темноте
— Что это за камень у него на шее?
Фрейдис шла позади Гилфы, а Луис шагал впереди. Женщина вздрогнула. Руна снова была с ней, не боясь присутствия Луиса. Тем не менее, когда он снял камень, она почувствовала, как символ внутри нее затрепетал.
Ее руна была жестокой, летящей, бьющей, но в присутствии Луиса становилась неуверенной, беспокойной, хотя и не вполне стихала. Это был символ Тюра, бога войны. Он осмелился засунуть руку в пасть волку как залог того, что волка не обманут и не привяжут навечно. Но волка обманули и привязали накрепко, и Тюр лишился руки, однако храбрость осталась при нем. Руна плясала, прыгая взад-вперед, и Гилфа тоже прыгал, когда они столкнулись в первый раз. Она уже много раз видела этот танец: так плясали воины в бою, выстроившись перед врагом, дразня его и побуждая напасть, — они как будто боялись нанести первый удар и в то же время не хотели первыми побежать назад. Сражаясь с норманнами в Италии, она заметила, что если атаковать строй воинов, идущих вперед, то враг обычно стоит крепко. Если же атаковать их, когда они пляшут, прыгая взад-вперед, то велика вероятность того, что они побегут. Словно их движение было течением. Пойдешь против течения — будешь отброшен. Иди по течению — оно понесет вперед.
— Это защита от магии.
— Зачем тогда он его снимает и надевает?
— Это его собственная магия, — улыбнулся Гилфа.
Фрейдис не испытывала особого расположения к этому мальчику. Он долго настаивал на том, чтобы она шла одна, а теперь вдруг изменился и стал вести себя по-дружески. Она видела его таким, каков он есть, — стремящимся, хотя и не очень ловко, использовать людей и ситуации для своей выгоды. Слишком мило он улыбался, слишком явно стремился угодить. Такие мужчины недолго остаются в обществе воинов.
— Ты родом с севера?
— Как видишь.
— Где ты жила?
— В Хордаланде.
— Там живут суровые мужчины. И леди тоже.
— Недостаточно суровые. Они не смогли защитить меня, и мне пришлось взять в руки оружие.
— Ты была замужем!
Гилфе вдруг показалось это смешным. Ему повезло, что с таким языком он еще жив. С любой боевой ладьи он добирался бы домой вплавь.
— Когда я сидела на табурете и доила корову, вместо того чтобы махать мечом, я была красивее. Уродство — судьба всех бывалых воинов. А ты хорошо выглядишь, как я заметила.
— Я бы не хотел с тобой кувыркаться, — сказал мальчик. — Ты — жесткая женщина и, я думаю, не создана для ласки.
— Кто бы говорил, — ответила Фрейдис. — Если бы я выбирала мужчину, он был бы покрепче, чем ты.
— Предложи себя нашему вожаку. — Гилфа кивком указал на Луиса. — От него у тебя были бы могучие сыновья.
— У меня были сыновья, — сказала Фрейдис.
— Они были сильными мужчинами?
— Пока не погибли.
— Если бы ты вырастила сыновей, то тебе недолго оставалось бы жить. А ты очень крепкая и сильная, должен признать.
— Всем нам осталось недолго, — с грустью произнесла Фрейдис. — Посмотри вокруг. Надеешься выбраться отсюда?
— Надеюсь.
— Надежда — для трусов, — заявила Фрейдис. — Воин ищет только достойной смерти. Как можно идти в битву и думать о жизни, о старости, об очаге и кружке эля? Думай о великих деяниях, о сильных врагах, о битве, достойной сыновей скальда.
— Ты не ищешь смерти, — сказал Гилфа. — Зачем тогда пришла к вождю за помощью? Почему не бросилась в первую же битву?
— Я уже прошла через много битв, — ответила Фрейдис. — И кроме славы у меня есть ради чего жить.
— Что же это?
— Любовь, — сказала Фрейдис. — Она из любого может сделать труса.
— Так у тебя есть мужчина?
— Я люблю женщину, которой служу.
— Так я и знал, — усмехнулся Гилфа. — Ты слишком долго жила, как мужчина, а теперь и думаешь по-мужски.
Фрейдис засмеялась.
— Как будто я могу быть такой тупицей!
Они прошли через почерневшую от пепла деревню — всего три усадьбы, в которых были выжжены все признаки жизни. Фрейдис вспомнила свой собственный дом —
