Напиток выглядел ужасно неаппетитно.
— Ну, раз ты считаешь, что я люблю приключения, — сказала она и сделала глоток.
Пришлось сжать губы, чтобы не скривить их от омерзения: «Выглядит не очень... И на вкус точно так же!»
Эрни засмеялся и осушил стакан в один глоток. Патриция решила не оскорблять гостеприимство Реджерта и пробормотала:
— Очень... очень интересно.
— Сначала похоже на мел, но дайте ему минутку.
Патриция дала бы и больше. Она заметила, что Реджерт, как и некоторые другие, носил крест, который, казалось, был сделан из крошечных веточек виноградной лозы. На нем также была надета подвеска с темным камнем.
— Интересный крест, Реджерт, — сказала Патриция, показав на кулон. — Ты христианин?
Реджерт кивнул, не поднимая глаз.
— Да, мисс. Клан верит в единственного Сына Божьего и в Землю, которую Он даровал, и в освобождение, которое Он обещал, и в природу, и в воду, и в священную Вселенную.
«Вот завернул, — подумала Патриция, сдерживая улыбку. — Священная Вселенная?»
— И ранее ты упомянул Эверда как... что ты сказал? Савон? Значит, он вроде правителя клана, верно?
— Нет, мисс. Наш правитель — Бог. Эверд — провидец.
Комментарий подогрел интерес.
— Ты имеешь в виду экстрасенс, визионер? Он видит будущее?
Реджерт по какой-то причине был настороже и ответил без особого энтузиазма.
— Нет, мисс. Савон видит пути, которыми Бог хочет, чтобы мы шли по жизни, и показывает их нам.
Патриция хотела попросить его рассказать подробнее, но Реджерт вдруг кивнул еще раз и извинился:
— Да прибудет с вами благодать. Я должен вернуться к работе, которую даровали мне небеса.
И ушел.
— Спасибо, Реджерт, — крикнул вслед Эрни.
Поселенец легкой походкой вернулся к доку.
— Да, у них определенно свой путь, — прокомментировал Эрни.
Патриция согласилась.
— Они очень любезны, но... — Она отодвинула стакан. — Я не могу это пить.
— Устриц-то попробуешь? — спросил Эрни, и его глаза загорелись, глядя на тарелку. — Помнишь, как мы играли в детстве, кто больше съест?
Патриция расчувствовалась от воспоминаний.
— Конечно.
— И ты всегда выигрывала, если я правильно помню.
— Да, наверное. — Но устриц, как и крабов, она готова была есть всегда, ее практически на них вырастили. — Они огромные! — заметила Патриция, глядя на пятнадцатисантиметровые раковины.
— Поселенцы каждый день вытаскивают килограммов семьдесят. — Эрни шумно всосал три устрицы, одну за другой, прямо с раковин. — Мы продаем их на местных рынках, два доллара за дюжину, а они перепродают дальше за четыре.
Патриция всосала устрицу, сжав пальцы от удовольствия: настолько та была свежая и соленая.
— В Вашингтоне с тебя возьмут двадцать долларов за дюжину устриц в ресторане. А эти в десять раз лучше. — Когда она подняла следующую раковину, капля сока пробежала по ее подбородку и шее.
«Отлично, — подумала Патриция. — Буду весь день пахнуть как устрица».
Эрни съел еще несколько.
— Я так и не узнал, правда ли то, что о них говорят.
Патриция задумалась. Ранее она уже размышляла о том, что Аган-Пойнт влияет на нее как афродизиак, а теперь Эрни, о котором она уже фантазировала сегодня, упоминает о предполагаемом воздействии устриц на либидо. Подразумевает ли он что-то большее?
«Много лет был влюблен в меня, — подумала она. — А мы ничего не делали. Даже не целовались».
— Я думаю, это старые сказки, — наконец сказала она. Следующая устрица пролила на нее еще больше сока. — Вот черт!
— По усам текло, а в рот не попало, — рассмеялся Эрни.
На этот раз сок проложил себе дорогу до самого выреза. Перед глазами вспыхнула картинка: Эрни без единого слова стаскивает с нее блузку и проходится языком по ее груди. Она обнажена, прямо здесь, на причале, и сок течет ручейками по ее животу, заполняет пупок и спускается ниже.
И Эрни слизывает его...
«Боже», — Патриция покраснела.
Устрицы кончились, и Эрни переключился на последнее угощение.
— Не знаю, что там насчет моллюсков, но об этой штуке ходят такие же разговоры. Спроси любого Поселенца. Тебе ответят, что это лучший афродизиак в мире.
Патриция была рада отвлечься и заглянула в миску.
— Инжир?
— Нет. Цикады, жаренные с перцем. Те, которые появляются раз в семнадцать лет и водятся только у нас. Самые большие. Поселенцы обваливают их в диком перце и обжаривают в масле.
Патриция покачала головой.
— Эрни, я ни за что не буду это пробовать. Это жуки. Я не ем жуков.
Эрни взял горсть и отправил ее прямиком в рот. Цикады хрустели, как жареные вонтоны.
— Ой, не будь трусихой. Хочешь верь, хочешь нет, но они на вкус как спаржа, только хрустят.
— Жуки не похожи на спаржу. Спаржа похожа на спаржу! — заявила Патриция. — Не буду я есть жуков.
Эрни ее проигнорировал.
— Берешь их за крылья, вот так, — он вытащил одну пальцами, — и кусаешь. Только не ешь крылья. Они как нитки. — Он продемонстрировал, съев еще одну, и взял для нее. Он поднес цикаду прямо к ее рту.
Патриция энергично покачала головой:
— Нет! — и плотно сомкнула губы.
— Давай. Как говорят Поселенцы, это проявление Божьей щедрости. Не будь курицей. Ты не умрешь, если попробуешь что-нибудь новенькое.
Патриция ухмыльнулась.
«Черт. Не могу поверить, что собираюсь сделать это», — подумала она, а потом съела цикаду с его пальцев. Она захрустела между зубов, но вкус на самом деле был интересным, а не отталкивающим.
— Неплохо, — призналась она.
— Хорошо. Съешь еще одну.
— Нет! Мой предел — один жук в день. А теперь пойдем!
Эрни засмеялся. Когда они покидали пирс, солнце блестело на поверхности воды за их спинами.
— Что это за здание? — спросила Патриция, показав на длинное приземистое здание из беленого кирпича, расположенное прямо на причале. — Еще одна баня?
— Нет, это линия.
