Слезы уже текли по ее щекам.
– Я знаю, что прошу слишком многого. Знаю, что у меня нет на это права… но прошу тебя, Лу, прошу, не сбегай снова. Лишь ты одна можешь прекратить все это. Лишь ты одна можешь нас спасти. Обещай мне, что не станешь пытаться убежать.
Я смотрела на слезы Манон и чувствовала себя так, будто оказалась в чужом теле. На меня накатила тяжесть, и на этот раз не от снадобья. Она сдавила мне грудь, нос, рот, душила меня, затягивала в пучину, манила в небытие. Уговаривала уступить. Наконец отдохнуть.
Господи, как же я устала.
Слова по собственной воле сорвались с моих губ:
– Обещаю.
– Правда?.. Ты обещаешь?
– Да. – Я все еще чувствовала тяжесть и тьму, которая звала меня к себе, но все же усилием воли посмотрела Манон в глаза. Надежда сверкала в них, такая ясная, такая острая, что могла бы ножом полоснуть мне по сердцу.
– Мне очень жаль, Манон. Я не хотела, чтобы кто-то погиб. Когда… после того как это произойдет, я… обещаю, я поищу Флер в загробном мире… где бы он ни был. И если я ее найду, то расскажу, как тебе ее не хватает. Как сильно ты ее любишь.
Манон плакала все пуще и крепко сжимала мои руки.
– Спасибо тебе, Лу. Спасибо. Я никогда не забуду, что ты для меня сделала. Для нас. Скоро вся боль пройдет.
Скоро вся боль пройдет.
Мне очень хотелось заснуть.
Следующие два дня мне больше ничего не оставалось делать, кроме как безвольно плыть по течению во тьму.
Меня полностью исцелили, и все следы последних двух лет исчезли с моего тела. Идеальный труп. Мои няньки каждое утро приходили на заре, чтобы помочь Манон искупать и одеть меня, но с каждым рассветом говорили они все меньше.
– Она умирает прямо у нас на глазах, – пробормотала одна из них наконец, не в силах больше не замечать, как пустеют мои глаза и как болезненно бледнеет кожа. Манон шикнула на нее и прогнала из комнаты.
Видимо, нянька была права. Казалось, я теперь гораздо ближе к покойным Эстель и Флер, чем к Манон и нянькам. Я уже ступила одной ногой в могилу. Даже боль в голове и животе притупилась – она все еще была там, но вместе с тем… ее не было. Словно мы с ней существовали по отдельности.
– Пора наряжаться, Лу. – Манон погладила меня по волосам, и в глазах ее я увидела искреннее беспокойство. На этот раз я не попыталась отстраниться от ее прикосновения. Даже не моргнула. Лишь продолжила смотреть пустым взглядом в потолок. – Сегодня вечером твой час придет.
Она через голову стянула с меня ночную рубашку и быстро искупала, но избегала смотреть на меня. После двух недель почти что голодания у меня стали выступать кости. Я была измождена. Как живой скелет.
Молчание затянулось. Манон через руки натянула на меня белое церемониальное платье, которое выбрала Моргана. В точности такое же я надевала на шестнадцатый день рождения.
– Мне всегда было интересно… – Манон тяжело сглотнула, бросив взгляд на шрам у меня на горле, – как тебе удалось спастись в прошлый раз.
– Я отдала свою жизнь.
Она замолчала на миг.
– Но ведь… ты не отдала ее. Ты выжила.
– Я отдала свою жизнь, – повторила я медленно и вяло. – Я больше никогда не собиралась возвращаться сюда. – Я ровно посмотрела на нее, а затем снова перевела взгляд на лунную пыль на подоконнике. – И не ждала, что увижу тебя, свою мать или кого бы то ни было здесь снова.
– Ты нашла лазейку. – Манон тихо выдохнула, хихикнув. – Гениально. Отказаться от своей жизни в символическом смысле, чтобы спасти себе жизнь в смысле буквальном.
– Не волнуйся. – Я выдавила эти слова с большим усилием. Они скатились с языка, тяжелые и ядовитые, лишив меня всех сил. Манон уложила меня на подушку, и я прикрыла глаза. – На этот раз так не получится.
– Почему?
Я приоткрыла один глаз.
– От него я отказаться не смогу.
Манон вопросительно посмотрела на перламутровое кольцо у меня на пальце, но я ничего больше не сказала и снова закрыла глаза. Я смутно слышала, как кто-то стучит, но этот звук был так далек.
Шаги. Дверь открылась. Затем закрылась.
– Луиза? – осторожно спросила Манон. Мои глаза открылись… то ли спустя несколько секунд, то ли часов. – Наша госпожа требует твоего присутствия в ее покоях.
Я не ответила, и тогда Манон перебросила мою руку себе через плечо и подняла меня с постели.
– Я могу проводить тебя лишь до ее передней, – прошептала она.
Мои сестры удивленно расступались, пока мы шли по коридорам. Те, что помладше, вытягивали шеи, чтобы получше меня разглядеть.
– Похоже, к тебе пришел посетитель.
Посетитель? На ум мгновенно явился смутный образ Рида, в путах и с завязанным ртом. Но даже ужас в груди притупился и уже не причинял такой боли, как мог бы прежде. Я слишком сильно отдалилась от этого мира.
Или же я только так думала.
Потому что когда Манон оставила меня на полу в передней Морганы, когда открылась дверь в комнату, мое сердце забилось вновь при виде того, что я там увидела.
При виде того, кого я там увидела.
На кушетке моей матери, связанный и с кляпом во рту, лежал не Рид.
Это был Архиепископ.
Дверь захлопнулась у меня за спиной.
– Здравствуй, дорогая. – Моргана села рядом с Архиепископом и провела пальцем по его щеке. – Как ты чувствуешь себя сегодня?
Я уставилась на него, не слыша ничего, кроме безумного биения моего собственного сердца. Глаза Архиепископа – такие же синие, как мои, только темнее – были широко раскрыты. Кровь из пореза на его щеке стекала прямо на кляп.
Я присмотрелась. Кляп был сделан из оторванного рукава его рясы. Моргана в буквальном смысле использовала священное облачение Архиепископа, чтобы заткнуть ему рот. В иное время и в другой жизни я бы посмеялась над тем, какая неудача постигла Архиепископа. Я бы хохотала и хохотала, пока не заколет в груди и не закружится голова. Но то было прежде. Теперь моя голова кружилась по другой причине. Ничего смешного во всем этом не было. Я сомневалась, что меня рассмешит еще хоть что-нибудь в этой жизни.
– Иди ко мне, Луиза. – Моргана встала, взяла меня на руки и занесла в комнату. – У тебя изможденный вид. Сядь, погрейся у огня.
Она усадила меня рядом с Архиепископом на выцветший диван, а сама села с другой стороны. Для троих на диване места не хватало, и нам пришлось омерзительно близко прижаться друг к другу ногами. Не обращая внимания
