Музыка арфы угасла. Мне хотелось, чтобы она вновь возобновилась, поскольку тишина была невыносима. Однако Маргарита встала со стула и направилась к нам.
– Пара мужчин в дипломатическом корпусе говорили, что солдаты начали обыски домов в поисках спрятанного оружия, – сказала Ниа.
– А вы не думаете, – спросила Паулина, – что городская беднота готовит революцию?
Я побледнела. Неделями до меня доходили разные слухи, но сейчас, когда другая женщина выражала ту же тревогу, угроза внезапно показалась реальной, словно нити сна слились в конкретный образ. Неужели в домах Лиги по всему городу хранилось спрятанное оружие?
Ниа пожала плечами.
– Ваша беднота сильнее, чем у нас. Но в Объединенных Штатах следят за этим. Я скажу, там каждый знает свое место.
До меня дошло, что крики Красных колпаков услышали даже в Объединенных Экваториальных Штатах.
– И что думает ваша власть? – спросила я.
Ниа усмехнулась.
– Их не волнует, какое у вас правительство, пока вы покупаете наш сахар и хлопок. Но политические волнения означают экономический беспорядок. Мою власть не радует, что наш крупнейший торговый партнер погружается в гражданскую войну.
– Гражданская война?
Еще одна женщина, в ярком хлопковом ситце, произведенном в Экваториальных Штатах, покачала головой.
– Это только памфлеты и редкие бунты. Вот и все. Я точно вам говорю.
– Именно так и началась серафская гражданская война, – сказала арфистка Маргарита.
Ее изящное телосложение и сверкающие глаза, вероятно, были получены от серафских родителей или дальних предков – при смешении благородных семейств.
– Стало меньше памфлетов и больше секретных встреч. Это закончилось вспышкой на улицах и сотнями виселиц, прежде чем саммит отделил Восточный Сераф от Западного.
Мне стало любопытно. Я никогда не интересовалась историей и была позади многих женщин в изучении международной политики. Серафская гражданская война закончилась сто лет назад. Однако я почти ничего не знала о ней. Если бы меня попросили прояснить этот частный исторический период, я скорее всего выглядела бы абсолютной деревенщиной.
Прежде чем я смогла задать вопрос, дверь, ведущая в будуар леди Сноумонт, открылась, и появилась хозяйка дома. Створку придерживал молодой мужчина с карими глазами. Я видела его здесь в прошлый раз. Судя по прекрасно пошитому костюму – а также по филигранной золотой медали, висевшей на левой стороне груди, – он был благородных кровей. Я прищурилась, но не смогла разобрать деталей медали – это подсказало бы мне, к какому дому он принадлежит. Он обменялся улыбкой с леди Сноумонт и направился к арфистке с теплым приветствием.
Я покраснела. Ходили слухи, что салон леди Сноумонт был местом тайных встреч для любовников – логовом романтики для секретных свиданий. Я считала эти домыслы еще одной причудливой историей об аристократии. Однако этот молодой человек – красивый и с растрепанными медово-каштановыми волосами – был явно дружен с леди Виолой.
Увидев мои пылающие щеки, Ниа громко засмеялась.
– Что вы подумали, мой Мизинчик с наперстком?
Я почувствовала, что мои уши краснеют.
– Ничего. А кто он такой?
Смех Нии стал ожесточеннее.
– Теодор. Первый герцог Вестланда. Сын принца, первого наследника трона. Он не любовник леди Сноумонт… на тот случай, если вы об этом подумали.
– Нет… Что вы говорите?
Я закрыла рот с громким стуком. Ниа не была дурой. Она вежливо закрыла тему.
– Похоже, Первый герцог решил показать нам наброски своей оранжереи, – сказала она.
Теодор из Вестланда отвлекся от беседы с Виолой и посмотрел на меня. Я вспыхнула, когда он отвесил вежливый поклон и завершил его дерзкой усмешкой. Он узнал меня.
– Оранжерея? Потрясающе!
Я отбросила прочь мое смущение, когда леди Сноумонт присоединилась к нам. Она грациозно взяла меня под руку.
– Ну, вы, наверное, принесли рисунки платья, которые хотите показать мне.
Она повела меня в свою приватную гостиную, и я испытала момент неловкости, прежде чем сесть рядом с ней. У меня имелось несколько образцов, и я была уверена в нарисованных эскизах. Однако визит в элегантный салон подточил мою убежденность, и я вторично задумалась о проделанной работе.
– Вы сказали, что хотите розовый цвет…
Я выудила образцы из своей сумки. Алиса выполнила мои инструкции, отрезав по куску от каждого розового рулона, поэтому у меня имелась дюжина разных шелков и несколько хлопчатобумажных узоров.
– Да, розовый идеально подходит для зимы. Она уже чувствуется… Так холодно, верно?
Виола взяла у меня образцы. Ее тонкие пальцы оценили плотность и вес каждого куска ткани.
– Мне кажется, что только розовый цвет соответствует январю.
Я улыбнулась. Мне нравился стиль Виолы. Другие женщины выбирали либо темные цвета для зимней одежды, либо белые, как снег, оттенки. Я устала напоминать им о стирке. Тем не менее мои пальцы дрожали, когда я вытащила наброски из сумки.
Она молчала, внимательно рассматривая каждый из них. Моя уверенность испарилась. Придуманное мной платье было полностью розовым, с белыми подрукавниками и лифом, не обремененным чрезмерной отделкой, небольшим шлейфом. Такой фасон вот-вот должен был войти в моду. Платья, похожие на свадебные торты, и такие широкие в юбках, что носившие их дамы через двери проскальзывали боком, что выглядело чрезмерно жеманно. Городские модницы уже сторонились вычурных стилей. А я делала платье для самой знаменитой и благородной дамы наших дней. Но, похоже, переборщила.
– Чудесно, – наконец сказала она.
Мой потухший взгляд, упершийся в колени, метнулся к леди Виоле.
– Правда? – не подумав, воскликнула я.
Надо отдать ей должное, Виола мягко рассмеялась.
– Конечно! Вы гений! Такое простое, но правильно подогнанное. С дорогими тканями. Мне нравится этот сатин. Он выглядит роскошным.
Она выбрала кусок розового дюшеса.
– Спасибо, – сказала я.
Мои сомнения исчезли. Стиль Виолы был разгадан.
– Я могу сделать вас своим личным модельером, – сказала леди Сноумонт. – Впрочем, их и без того так много. Они делают по три слоя отделки и добавляют розетки из шелковых лент.
– Я бы такое не носила. Мода на платья и жакеты стала более обтекаемой. Я предвижу в следующем сезоне вышитые шляпки. Очень большие. Они станут пиком продаж.
Виола засмеялась и передала мне образцы.
– Вот этот лучше всех. Снимайте мерки, если нужно.
При мне были лента и блокнот. Я быстро измерила параметры Виолы. Мои пеллианские широкие плечи и высокая фигура не шли в сравнение с деликатными галатианскими платьями. Однако те идеально смотрелись на женщинах типа Виолы. Я научилась работать с размерами и могла удовлетворить любую женщину – от галатианки до пеллианки.
– Конечно, вы останетесь на ланч, – сказала Виола, пока я измеряла длину ее внешней юбки. – Если откажетесь, то нарушите порядок рассадки гостей.
Даже будучи спиной ко мне, она чувствовала, что я готова возразить.
– Полагаю, я могу остаться.
Мне было не по себе от перспективы провести ланч со знатью. Но я и не хотела отвечать ей грубым отказом.
– А как там мои особые вещи?
Я сложила ленту и сунула ее в сумку.
– Все уже в работе. Вероятно, я закончу их через две недели.
– Можно как-нибудь быстрее? – В голосе Виолы прозвучала настойчивость. – Беспорядки нарастают. Боюсь, что здесь понадобятся дополнительные договоренности. Если вы ускорите мой заказ, я заплачу вам бо́льшую цену.
– Не нужно. Если вам так угодно, белье будет готово
