– Хотите, чтобы я ее осмотрел и вынес свой вердикт, а если возможно, то помог. Правильно? – уточнил я.
– Да, ребенок при смерти. – Карл сжал кулаки и заиграл желваками. – Приму любое ваше решение.
– Сколько девочке лет? Чем больна? Как долго? – задал стандартные вопросы.
После получения ответов отборно и витиевато, не стесняясь в выражениях, обматерил своего собеседника.
– Мы потеряли чуть ли не час времени! Вы, Карл, простите великодушно, – идиот, а не любящий дед! Пошли к ребенку, – поднялся я с кресла.
– Она в поместье, туда час добираться, но машина перед входом, – облегченно выдохнул немец.
Кроме как еще раз его послать в далекое путешествие с приключением в различных эротических формах и позах, где не он станет исполнять главную роль, у меня слов не нашлось. Ну, возможно, резко, даже немного испугался, что Карла удар хватит – рожа вся красными пятнами пошла, а шея побагровела, но он смог себя сдержать и только согласно тряхнул головой, словно старый конь своей гривой.
Унтер-офицер, адъютант Карла и, как оказалось, личный шофер, чуть ли не бегом оттащил мой чемодан к автомобилю и загрузил его в багажник. Невдалеке заметил прогуливающегося Жало, которому сделал незаметный (надеюсь) знак рукой, что беспокоиться не стоит. Подручный вора меня понял, но какие действия предпримет Анзор, остается лишь догадываться. Загрузившись в автомобиль, мы тронулись, к сожалению, с меньшей скоростью, чем хотелось бы. У девочки, судя по описаниям деда, самая настоящая гнойная ангина в тяжелейшей форме. Увы, местные врачи дают неутешительный прогноз. Честно говоря, сам уже задумался, что, может, и не стоило влезать в это дело, Анни болеет уже неделю, и ситуация усугубляется. Впрочем, общение со своим компаньоном мне на пользу не пошло, проникся, что врач обязан помогать больным всеми силами и средствами. А тут еще и ребенок…
Поместье Карла, одного из советников канцлера, впечатляло. Огромный двор и чуть ли не замок… хотя, вероятно, он замком когда-то и являлся, а сейчас немного перестроен на современный лад согласно духу времени, но кое-каких черт строения не скрыть. Дворецкий, или как там его звание, при появлении Карла скороговоркой и эмоционально что-то доложил. Я ни хрена не понял из длинной и сбивчивой тирады на немецком, но по мрачному виду своего «похитителя» догадался, что дела хреновы.
– Сын привозил какого-то врача из Берлина, послали за священником, – мрачно поведал мне Карл.
– Девочка умерла? – уточнил я.
– Пока еще нет, – тяжело выдохнул он.
– Пошли, – кивнул я в сторону замка. – Да, мои вещи пусть ваш помощник принесет.
Нет, замок величественный, потолки высокие, лестницы крутые. Но жить в таком? На фиг, пока до комнаты ребенка добрались, прошло немало времени. Это не дом Потоцких, тут одних лестничных переходов насчитал пять штук!
– Прямо лабиринт, – удивился, когда мой спутник заверил, что почти добрались.
– Защита от атакующих, – пояснил мой спутник. – При осаде и штурме замка искусственно создается затруднение для захвата.
– Да понял я уже, – махнул рукой.
Просторная комната, воздух свежий, много игрушек, широкая и чистая кровать, на которой в беспамятстве лежит девочка, хрипло и тяжело дышит. Рядом с ее постелью сидит сестра милосердия и в тазу смачивает полотенце. При нашем появлении сиделка вскочила и что-то затараторила. Слушать ее не стал, все равно ни слова не понял, сразу же подошел к ребенку. Анни, на взгляд, лет семь. Белокурые кудряшки промокли от воды или пота, личико осунувшееся, щечки раскраснелись.
– Где мои вещи? – не оглядываясь, спросил, а сам руку на лоб ребенка положил.
– Иван, их Гюнтер несет, – ответил Карл.
– Мне необходимо помыть руки, узнать, как и чем ребенка лечили, – коротко сказал, пощупав пульс девочки.
Не нужно иметь образования, чтобы понять состояние больной, оно плохое. Меня волнует хриплое дыхание и горячка. Температура высоченная и, как говорил Карл, почти не сбивается.
Дед девочки о чем-то коротко поспорил с сестрой милосердия (по интонации судя), а потом тронул меня за плечо и указал на дверь:
– Там ванна.
Ничего уточнять у него не стал, пусть с прислугой и своими родными сам разбирается. Умылся и вымыл руки, после чего вышел в комнату. Отсутствовал не больше трех минут, а народу прибавилось. У двери стоит священник, а Карл орет на молодого человека. Н-да, немецкая сдержанность куда-то исчезла, наблюдаю разгневанного деда, способного за внучку горло перегрызть. Рядом со священнослужителем стоит молоденькая немка, ей на вид лет семнадцать, лицо заплаканное, волосы светлые и вьются, как у Анни. Хм, мама красива, по моим меркам, ребенок вырастет не хуже, а если переймет кое-какие черты отца, то и вовсе от женихов отбоя не будет.
– Господин Иван, – окликнул меня помощник Карла, – ваши вещи.
– Ой, спасибо, Гюнтер, я тебя не сразу заметил, – ответил я и подошел к окну, у которого тот стоял.
Распахнув свой чемодан, прямо на пол вывалил часть своих вещей. Мне необходимы лекарства и стетоскоп, улучшенный и для меня привычный. Таких пока всего с десяток сделали, но результат порадовал, и я уже разместил заказ на одном из заводов Келера. Первую партию в количестве тысячи штук он обязался поставить через пару месяцев, платы не берет, но двадцать процентов просит взять себе. Ох мы и торговались, а когда еще выложил чертеж шприца и тонометра, господин промышленник за голову схватился. У него подобных мощностей под мои запросы нет, обещал что-нибудь придумать.
Карл то ли спорил, то ли отчитывал своего сына, но я присел на кровать и стал прослушивать легкие ребенка. Воспаление легких не подтвердилось, хотя и имелись подозрения на пневмонию. А вот воспаленные лимфоузлы, шелушение кожи и сыпь… Скарлатина в тяжелой форме и сопровождаемая ангиной. Мля, ребенок-то болеет уже не первый день.
– Мне нужна чистая ложка, – не оборачиваясь, говорю, а сам понимаю, что даже если и подтвержу свой диагноз, но кроме портейницелита Анни ничто не поможет. Нет, имелся вариант, что у ребенка туберкулез в тяжелой форме, и тогда уже пришлось бы колоть второй антибиотик Портейга. Но профессор еще сомневался с дозировкой и боялся ставить эксперименты на детях. Полностью с ним согласен, да и еще ни одного малыша в больницу с тяжелой формой данной губительной болезни к нам не поступало. Посмотрел бы я на Семена Ивановича, что стал бы он делать и какие разговоры вести, когда перед ним ребенок умирает. Быстро прикинул бы дозировку и стал на свой страх и риск лечить, надеясь и молясь, что сумеет помочь больному.
– Месье, – окликнула меня сестра милосердия, протягивая ложку.
Хм, за француза, что ли, приняла? Да мне все равно.
– Данке, – поблагодарил я.
Осторожно приоткрыл рот девочке и попытался посмотреть горло. Ни черта не видно.
– Карл! Мне нужен фонарь, и расспросите сестру милосердия, чем девочку лечат, – не оборачиваясь, попросил я.
Дед что-то рыкнул, и кто-то выбежал за дверь. Мля, какой фонарь? Мне сейчас принесут керосиновую лампу, все время забываю, в каком я времени.
