– Ой, Иван Макарович! Как хорошо, что вы приехали! – воскликнула та и попыталась вырваться. – Пустите, меня на улице ждут, там бинтов мало!
– Успеешь! – рыкнул я на нее. – Организуй осмотр, чтобы врачи с сестрами милосердия прошли среди раненых и самым тяжелым начали оказывать помощь, а не так, как сейчас!
– Поняла, – закивала она.
– Действуй, – отпустил ее и поспешил в операционную.
Мля, на трех столах лежат больные, Коротков в окровавленном халате и со скальпелем в руке при виде меня указал на стонущего мужика, которым никто не занимается. Портейг даже голову в мою сторону не повернул, он что-то у немолодой женщины в животе зашивает.
– Инструменты подготовь, – сказал подошедшей сестре милосердия, – будешь ассистировать.
– Иван Макарович, но я сиделка, – возразила та.
– Одному не справиться, – отмахнулся я от нее и поспешил в умывальню, где тщательно вымыл руки и надел халат.
Маски на лицо и шапочки на волосы не обнаружил, пришлось так выходить, хотя ведь и просил Серафиму, чтобы одеяние в операционной лежало с запасом. Сейчас злиться смысла нет, но увиденное в больнице меня сильно расстроило. Массовый наплыв пациентов с травмами – и персонал не справился, действуют неслаженно, не знают, кому в первую очередь оказывать помощь. Понимаю, что Портейгу и Короткову некогда организовывать осмотр и указывать, что и как делать, но если бы они минут пять потратили, то всем бы легче стало.
– Что у вас? – спросил мужика, лежащего на животе. – Имя, фамилия, жалобы.
Сам уже вижу, что пиджак у моего пациента промок от крови, в боку несколько рваных порезов, словно осколки.
– Георгий Федин, бригадир, спина, – со скрипом зубов ответил мужик. – В цехе работали, а потом хлопок, спина дико болит.
– Пальцы на ногах чувствуешь? Пошевелить можешь? – уточнил я, вытащив из кармана нож и вспарывая ткань пиджака, а потом рубаху пострадавшего.
– Могу, но сил нет и больно так, что кричать хочется, – ответил Георгий.
– Укол морфия, – оглянулся на бледную сестру милосердия, но та зашаталась и стала падать. – Мля, этого еще не хватало! – ругнулся, но успел девушку подхватить, а потом оттащил к двери и по щекам похлопал: – Ты как? Ну-ка очнись! Сестра милосердия или белошвейка?!
– Простите, там такие раны и кровь, – сглотнув, ответила девушка.
Н-да, совсем молоденькая, лет шестнадцати, глаза испуганные, пот на лбу. И что мне теперь делать? Девчонку успокаивать или раненым заниматься?
– Иди умойся холодной водой, после чего мне поможешь, – ласково ей улыбаюсь, а сам к стонам прислушиваюсь, которые доносятся из коридора. – Кстати, где у нас морфий и шприцы? – задаю вопрос, чтобы ее отвлечь, сам-то прекрасно знаю, что где лежит.
– В шкафу, справа от окна, – вытирая слезы, отвечает сестра милосердия.
– Вот и отлично, – резюмировал я, поднимаясь на ноги, – иди, у раненого несколько осколков в спине, их нужно как можно скорее вытащить.
Возвратился к Георгию, мужик уже без сознания, но если начну осколки извлекать, то он от боли очнется и начнет дергаться. Ремнями прикрутил его ноги, руки и туловище к операционному столу, радуясь, что подобный вариант предусмотрели. Укол морфия сделал и начал извлекать осколки из спины. Вскоре подошла сестра милосердия, бледная, но губы упрямо поджаты – справится.
– Как зовут? – поинтересовался у нее.
– Настенька… ой, Анастасия! – ответила та.
– Так, слушай меня внимательно, Настенька, – убирая кровь тампоном с бока раненого и морщась, так как тут осколок явно больший и вошел глубоко, – в обморок не падать, следи за состоянием раненого, и если он дышать перестанет, ты сразу мне говори.
– Поняла, – закивала она. – Может, мне на его пульсе руку держать?
– Держи, – делая разрез скальпелем, согласился я. – Щипцы! – протянул руку.
Настенька не растерялась, скальпель у меня забрала, а щипцы вложила. Вытащил осколок, кинул его себе под ноги, промыл рану, зашил и приступил к следующей. Девчушка мне ассистирует и уже не собирается чувств лишаться.
После Георгия нам досталась грузная бабища с переломанными руками. С ней быстро разобрались, правда, чтобы заткнуть ее причитания, пришлось героина дать. Эх, с наркотиками необходимо бороться, но для этого что-то предстоит предложить взамен. Обезболивающих препаратов, к которым нет привыкания, еще практически не создано. Впрочем, в моем времени самые действенные обезболивающие завязаны на наркоту. Пожалуй, стоит профессору заняться данным направлением в исследованиях. Черт, многое на Семена Ивановича взваливаю, пора ему команду создавать и ею руководить, а не вправлять переломы, словно костоправу. Ха, а чем я занимаюсь? Вместо того чтобы писать план для предоставления императрице, шью рваную рану у раненого и матюгающегося деда. Круговорот больных с различными травмами, спина отваливается, перед глазами круги, голова начинает плыть. Анастасию сменили уже две сестры милосердия, но и последняя еле на ногах держится.
– Деда можно отпустить домой, на перевязку завтра, если нормально все будет, то через пяток дней и швы можно снять, – устало говорю.
– Поняла, – кивнула сестра милосердия.
– Спасибо вам, господин доктор, – заискивающе улыбнулся дед.
– Поправляйся, – вымученно улыбнулся я. – Кто там следующий?
– Иван Макарович, все, больше никого, – подошел ко мне профессор и по плечу похлопал.
– Да? Точно? – удивленно переспросил я.
– Да, ты последнего зашивал, – зевнул Коротков и очумело головой потряс. – Ну и денек выдался!
Молча пошел в умывальню, засунул голову под холодную воду, чтобы немного в себя прийти. Следом за мной профессор и хирург пришли, посмеиваясь умылись и предложили перекусить.
Думал, что кусок в горло не полезет, перед глазами много ранений, крови, костей… брр, однако оказалось, что проголодался словно вол.
– Наш человек! – довольно резюмировал Николай Сергеевич, разливая коньяк по бокалам.
– С чего так решил? – удивился и посмотрел я на него.
– Так только прирожденные хирурги после операций не брезгуют куском хлеба! – пояснил тот. – Другим он в горле поперек встает, те же наши сестры милосердия пару дней ничего есть не смогут.
– Зато от лишнего веса избавятся, – буркнул Портейг, – а бывает, что ходят, как сонные мухи, наевшиеся сиропа.
– Может, напившиеся? – предложил Николай Сергеевич.
– Один черт! – махнул рукой профессор.
Мы втроем засмеялись, чокнулись и выпили.
– Иван Макарович, вас в кабинете господин Ларионов дожидается, – вошла в процедурную Серафима.
– Неужели так и не уезжал? – удивился я и встал. – Господа, потом договорим, но в чем-то с господином Портейгом согласен, правда, с оговорками. Посмотрите на нашу Симу, – указал рукой на девушку, мгновенно зардевшуюся, – она образцовый работник!
– Так она и не только работник, – попытался возразить Семен Иванович, но я рукой махнул и, подойдя к двери, взял девушку за локоток и вывел в коридор, после чего уточнил:
– Ротмистр в моем кабинете?
– Да, – кивнула Сима, глядя вниз, а потом взглянула на меня и осторожно спросила: – Иван Макарович, а личный вопрос могу задать?
– Конечно, если смогу – отвечу.
– А Анзор когда приедет?
– Сима, дело в том, что Анзор с Жалом должны сами были добираться, и мне неизвестно, какую они выбрали дорогу, – ответил девушке и сочувственно сжал ее локоть.
– Понятно, – нахмурилась моя компаньонка. – Скажите, Иван Макарович, если бы они спешили, то уже были бы здесь?
– Сима, успокойся, приедет твой Анзор, никуда не денется и ничего с
