И еще одно совпадение: отсталый Галаад в то же время бранил и контр-адмирал Попов, распивая с консулом Ольхиным кофе с ромом на плавучей батарее «Нижний Новгород». Откровенность он мог себе позволить, поскольку знакомство его с Ольхиным было довольно давним и относилось к временам Сербской кампании, когда Попов был капитан-лейтенантом, а Ольхин – младшим секретарем посольства в Варне. Людей категорически не хватало, и Ольхину приходилось мотаться с депешами по всему Черноморскому побережью, а то и Адриатическому. Поэтому нынешняя их встреча была весьма теплой, а офицеры эскадры, приметя это обстоятельство, не выказывали Ольхину презрения, каковое флотские обычно испытывают к сухопутным чиновникам. Встретивший нынче консула флаг-офицер лейтенант Викентий Свечкин приветствовал его почти приятельски и незамедлительно скверно отозвался о здешнем порте, который почел совершеннейшей дырой. Когда эскадра стояла на базе в Петропавловске, уже ходили слухи, что их отправят в заокеанский рейд, но офицеры, да и матросы поопытней, надеялись, что назначат их на одну из австралийских территорий. Не суть важно, английская или ниппонская, места там цивилизованные, не то что здесь. Даже на берег сходить никакого желания, негде прилично время провести – ни милых дам, ни театров, ни танцзалов днем с огнем не найдешь, в карты сыграть и то негде. Ольхин мог бы ответить, что Хеврон по здешним меркам считается городом вольных нравов, но не стал стращать молодого человека, а лишь участливо поддакнул. Его больше интересовало, почему Андрей Александрович принимает его нынче не на флагманском корабле – крейсере «Ермак». Броненосцы класса «терминус» были слишком неразворотливы для дальних переходов, за что служили предметом насмешек у прогрессивной публики, окрестившей их «поповками», ибо пристрастие Попова к этому детищу своей инженерной мысли было общеизвестно. «Нижний Новгород» – тяжелый и неуклюжий – был напрочь лишен какого-либо изящества линий, инстинктивно ожидаемого от океанского корабля. «Ермак», при всей своей угрожающей мощи, таким ожиданиям отвечал. А это – плавучая батарея и есть. И зачем контр-адмирал пригласил сюда консула? Дабы тот убедился, что на вверенных Попову кораблях все в порядке? Это не входит в обязанности Ольхина, да и не в его компетенции. Скорее всего, Попов сам осуществляет инспекцию и не хочет терять времени.
Очевидно, последняя догадка была верна. Хотя большую часть времени контр-адмирал проводил на флагмане, на терминусе у него тоже имелась каюта, где Попов консула и принял – радушно и, по своему обыкновению, за накрытым столом. Ольхин немедля передал ему декларацию Скарборо, вкратце изложив содержание своей беседы с главарем инсургентов. Пока адмирал читал, Ольхин курил, дожидаясь его реакции.
Опытный наблюдатель – например, господин Сакамото или господин Скарборо – отметил бы, что у адмирала и консула внешне есть нечто общее, хотя на первый взгляд они были ничуть не похожи, не говоря уж о разнице в возрасте. Попов был тяжеловесен, медвежеват, и его изрядное телосложение составляло прямой контраст с тонкими чертами лица, каковые принято считать за признак аристократического происхождения. Впрочем, тот же опытный наблюдатель предположил бы, что, когда с возрастом он обрюзгнет, это правильное лицо станет одутловатым. Но пока что до этого не дошло, и в темных волосах и аккуратных усах адмирала не приметно было седины.
– Как думаете, Александр Александрович, врет этот молодчик? – спросил адмирал, закончив чтение. – Или цену себе набивает?
– Что врет, не думаю, ваше превосходительство, а что цену набивает – не без того. Он, впрочем, и не скрывал. Так или иначе, войны здесь не миновать, вот и старается… упредить события. А в вашей воле как начальника эскадры распорядиться сведениями.
– По правде говоря, были разговоры о том, что подобное может произойти – и с великим князем были, и с морским министром, даже канцлер, на что уж от морских дел далек, снизошел до нас, грешных. – Попов поморщился, едва не плюнул. – Все политика эта, не люблю ее, Господь свидетель. Наше дело флотское, военное, инженерное. Короче, задача наша в этом случае патрулировать южную часть побережья, а в случае необходимости связь держать через Орегонию, там страна не столь дикая, курьерские суда заходят… А вот и кофий принесли!
Появился адмиральский лакей Лаврушка, по определению Андрея Александровича – скотина преленивейшая, и пройдоха притом, но терпим за некоторые полезные уменья: например – талант отлично варить кофе. Вместе с кофейником на подносе находился и графинчик рома, каковой адмирал в умеренных дозах одобрял. И за кофе, как уже сказано, не преминул выбранить Галаад за техническую отсталость.
– Стало быть, не будете с японцами встречи искать, Андрей Александрович?
– Так ведь у них свое начальство есть, не дурней нашего, и уж если нам юг выпал, то им, стало быть, север. Смысла нету дожидаться. Тем паче что они такую бумаженцию очень скоро получат, ведь это здешний революционер пообещал?
– Да, он собрался представить копии меморандума господину Ханпейте. А тот, по моим сведениям, из города выехал. Полагаю, вдоль побережья скачку устроил, навстречу компатриотам.
– А что я говорил, смысла нет. Дозагрузимся – и в путь-дорожку.
– Однако беспокоит меня, ваше превосходительство, что японское правительство получит сведения прежде нашего. Господин Ханпейта, конечно, мне друг, но дружба дружбой, а служба службой. Японцы, говорят, по части связи большие мастера. А этот тихоход, простите за резкость выражения, когда еще до орегонских вод дойдет.
– А вот тут-то мы вас, батенька, и поправим! – Глаза адмирала блеснули. – Думаете, я сюда вас пригласил кофий распивать? Отнюдь.
Свечкин показался в каюте и сообщил:
– Ваше превосходительство, докладываю – все готово, вас ждут.
– Что ж, пройдемте, Александр Александрович.
Попов был доволен и радостен, как ребенок, которому предстояла веселая и занимательная игра.
На палубе их дожидались капитан «Ермака» Гациский, капитан «Нижнего Новгорода» и начальник штаба флотилии, флаг-капитан Улыбышев, а также несколько офицеров и нижних чинов, Ольхину незнакомых.
Сейчас палуба выглядела несоразмерно просторной: как утверждалось, так было задумано, чтоб оружейные станки могли легко проворачиваться при отдаче.
– Отдать сигнал флагману! – скомандовал Гациский, и матрос на оружейной башне поднял сигнальный прожектор.
Ольхин не сразу понял, что произошло, – видел лишь, что все окружающие, от адмирала до последнего матроса, смотрят в сторону «Ермака», находившегося от плавучей батареи в некотором отдалении.
Ему помстилось, что над флагманом кружат две крупных птицы – скопы или буревестники. Однако после того, как он, приложив руку к глазам на манер козырька, проследил за полетом, птицы, свободно
