Все началось именно с леса. По крайней мере, так думаю я. Еще до того, как болезнь коснулась нас, она начала просачиваться в землю. Деревья стали выше, новые побеги проклевывались со скоростью, нарушающей все законы природы. Но нас это не насторожило; мы не замечали перемен, пока однажды, выглянув из окна, я не поняла, что больше не узнаю Ракстер. В то утро за завтраком две девочки, словно озверев, вцепились друг другу в волосы, а к обеду токс нанесла первый удар.
Часть дороги, по которой мы идем, прямая как стрела и испещрена следами девочек, которые на протяжении полутора лет ходили за припасами в составе лодочной смены. По обе стороны от дороги нет ничего. От узких тропинок, разбегавшихся в разные стороны, не осталось и следа. Никаких признаков жизни. Я встречаю только длинные куски коры, сорванной со стволов когтями или зубами.
Я ждала чего-то иного. Я видела, как деревья надвигаются на школу, видела, как сгущается темнота между стволов. Я знаю, на что способна токс. И все же я думала, что лес сохранил частицу моей старой жизни. Я думала, что хоть какая-то часть нас могла уцелеть.
– Не отставай, – говорит Уэлч, и я понимаю, что замедлила шаг, а остальные ждут меня в нескольких ярдах. – Надо идти.
Интересно, что осталось от дома Риз. Он должен быть где-то правее дороги, среди зарослей камыша. Я так и не запомнила путь: нас всегда вела Риз. Она пригласила нас далеко не сразу, и, даже когда это случилось, меня не покидало ощущение, что мы с Байетт лишние. Риз с отцом смеялись и болтали, Байетт без энтузиазма ковырялась в тарелке, а я улыбалась и не знала, куда себя деть.
Сзади раздается треск, а за ним – высокий короткий звук, напоминающий блеяние, и у меня вырывается проклятие. Уэлч бросается к ближайшему дереву, волоча меня за собой, и падает на землю среди корней. На другой стороне дороги Карсон и Джулия вжимаются в землю у кустарника, наклонив друг к другу головы.
– Что…
– Тс-с! – шипит Уэлч. – Не двигайся.
На крыше было по-другому, там были только ветви и ружейный прицел. Но теперь я чувствую, как дрожит почва под ногами. Слышу тяжелые, взрывающие землю шаги. У меня пересыхает во рту, по телу расползается страх, и я прикусываю губу, чтобы не проронить ни звука.
Я прижимаюсь к земле рядом с Уэлч в окружении ползучих корней, когда вдруг замечаю движение. Сперва я вижу огромный силуэт, а потом оно выходит из-за деревьев. Его мех колышется как трава. Он слишком велик для койота и слишком темный для рыси. Черный медведь.
Я знаю, что полагается делать, если он нас заметит. С гризли все по-другому, но при встрече с черным медведем надо шуметь, показать ему, кто главнее. Бежать ни в коем случае нельзя. Нужно дать ему отпор. Этому научил нас мистер Харкер после того, как увидел одного из них, роющегося в мусоре у его дома. Они быстрее, чем кажутся, говорил он, и различают яркие цвета.
Я срываю с себя красную шапку и заталкиваю ее под пальто, чувствуя, как леденеет кожа головы. Слышу, как бешено стучит мое сердце, и стараюсь дышать как можно тише.
Уэлч рядом со мной улыбается – едва заметно, словно не может сдержаться. Мы остаемся в своем укрытии бесконечно долго. Дожидаемся, пока шаги удалятся, ветви перестанут колыхаться, а звуки стихнут, и только тогда она поднимается на ноги и тянет за собой меня.
– Ушел, – говорит она. – Можешь надеть шапку.
Она зовет Карсон и Джулию. Они выходят из-за ветвей с таким видом, словно не испугались только что до полусмерти, словно сталкиваются с подобным каждый день.
– Понравилось? – спрашивает Джулия.
Мне кажется, она не шутит.
В длину остров всего миль пять или около того и имеет форму пули, направленной на запад, но мы движемся медленно, и на дорогу до противоположного края уходит много времени. Я понимаю, что мы уже близко, по тому, как изгибаются деревья, норовя отодвинуться подальше от берега, словно боятся его. Где-то впереди за деревьями скрыто здание информационно-туристического центра. Его построили еще до школы и использовали как штаб местной рыболовецкой компании, пока не выловили всех лобстеров, после чего здание переоборудовали. До токс центр пустовал весь год, кроме лета, и даже летом единственной живой душой в нем был мистер Харкер, который сидел за стойкой и слушал трансляцию матча «Сокс», пока мимо ходили паромы с туристами, направляющимися в другие города и на другие острова.
Лес редеет, и нам открывается болотистый, покрытый солью берег. Впереди, где-то в полумиле от нас, начинается неспокойный серый океан; на горизонте, как обычно, пусто.
– Хм, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю себя одернуть.
Уэлч бросает на меня хмурый взгляд.
– Что?
– Я думала, что они будут нас ждать.
Мне никто не отвечает, так что я проглатываю разочарование, и мы гуськом – я между Карсон и Джулией, Уэлч впереди – выходим из-под деревьев на открытое пространство. В лицо тут же хлещет ветер, такой сильный, что едва не сбивает меня с ног. Я заталкиваю шапку в карман пальто и придвигаюсь поближе к Джулии в надежде, что она хоть немного меня прикроет.
Здесь дорога едва заметна, с обеих сторон нас окружают камыш и вязкие лужи грязи. Справа виднеются остатки дощатого настила, ведущего от причала к туристическому центру через солончак и деревья, – раньше он пестрел информационными табличками. Я хочу спросить, что с ними стало. Но заранее знаю, каким будет ответ: токс.
Не сходя с тропы, мы медленно направляемся в сторону причала, у начала которого трепыхается рваная красная лента. Первое время говорили, что тут построят стену – настоящую стену из металла и прозрачного пластика, но дальше ленты дело не пошло. Ленты и таблички: «Область обрабатывается. Пожалуйста, подождите».
Здесь мы останавливаемся, и Уэлч, сбросив сумку на землю, начинает в ней рыться. Она достает бинокль и смотрит на горизонт.
– Что теперь? – спрашиваю я, постукивая ногой об ногу, чтобы хоть немного согреться.
– Обычно, – поясняет Карсон, – приходится немного
