– Я вот думаю – откуда Фунтиков про это узнал? Следил за мной, что ли? С него станется.
Юноша хотел было сплюнуть, да вовремя спохватился – не на улице все же – и лишь презрительно скривился:
– Ишь как выпендривался при Даздраперме. Деловой, однако.
– Деловой…
– Слушай! – неожиданно улыбнулся парнишка. – А ту пластинку слушала? Ну, «на костях»?
– Не еще, не успела.
– А давай?
Вадик кивнул на стоявшую в углу радиолу «Ригонда» с массивным корпусом из светлого полированного дерева и зеленым «глазом».
– Давай! – приподнявшись на тахте, улыбнулась Полинка. – И правда – хоть узнаем, из-за чего весь сыр-бор.
Юноша проворно вставил штепсель в розетку, дождался, когда «глаз» запылает ровным изумрудно-зеленым светом, обернулся:
– Ну?
Полинка уже стояла наготове с самодельной пластинкой – звуковые дорожки были нарезаны неизвестным умельцем на рентгеновской пленке с изображением костей чьего-то таза.
– У тебя вместо иглы-то что – спичка вставлена?
– Угу. Сломалась иголка-то. Да он и со спичкой играет.
Усмехнувшись, Вадик осторожно поставил тонарм. Послышалось шипение, треск и тут же, сразу:
– One, two, three o’clock, ten o’clock – rock!!!
И потом – бум-бум-бум…
– Ой, что это? Никакое не танго!
– Обманул выжига рыночный, гад! И ведь червонец взял, паразит!
– Ой, Вадик! А нам ведь такое не надо. Нам танго надо – не под это же танцевать.
– Поменяем! В эту же субботу и поменяем, я выжигу этого, продавца, запомнил – усатый такой. Вот в субботу пойду…
– И я с тобой! – решительно заявила Полинка. – Вместе и обменяем.
– Да ты что! А вдруг опять Фунтиков встретится?!
– А мы ему – по очкам! Чтоб не выслеживал!
Субботний день выдался солнечным, теплым. На колхозном рынке уже с утра толпилось множество народу: и в продуктовых рядах, и в промтоварных, где продавали рыбацкие принадлежности, сапоги, калоши, хомуты и прочую, необходимую в хозяйстве, мелочь.
Выжигу Вадик обнаружил сразу же – на том же месте, где и в прошлый раз – за скобяным рядом, у кусточков. Усы, кепка-восьмиклинка, брюки – стиляга! – дудочкой, холщовая сумка через плечо.
– И как только его в милицию-то не заберут, харю спекулянтскую? Бригадмильцы, интересно, куда смотрят? У них ведь рейды… Ладно, черт с ним – пошли.
Не оглядываясь, Полинка направилась к выжиге, да так быстро, что Вадик едва за ней поспевал – он-то ведь, в отличие от своей подружки, оглядывался – все высматривал ненавистную фунтиковскую рожу. Не, пока вроде не было.
Стиляга-спекулянт, вопреки опасениям Вадика, выкобениваться не стал:
– Хэйли не понравился?
– Да, не понравился. Нам бы вообще танго надо.
– Надо так надо, – пожав плечами, барыга протянул руку. – Давайте, обменяют.
Вадик с опаской перехватил Полинкину руку:
– А у тебя точно танго есть?
Спекулянт как-то обидно прищурился и хмыкнул:
– У меня все есть. Все, что вам надо. Хотите – Армстронг, а хотите – Вертинский или там Петр Лещенко. Только немного подождать надо и это… денег прибавить.
– Че-го?
– Пластинка-то не самодельная, фирменная – румынская.
Молодые люди озадаченно переглянулись: лишних денег у них точно не было.
– Слушай, пойдем отсюда, – Полинка дернула своего спутника за рукав. – В «Мелодии» танго купим, подумаешь – часок-другой в очереди постоим и возьмем, у меня там продавщица знакомая, Людка из нашего дома, да ты ее должен помнить.
– Да помню, рыженькая такая, с веснушками.
Пожав плечами, Вадим вдруг осекся, внимательно всматриваясь в столпившихся около шорного ряда людей.
– Оп-па!
– Чего? – хлопнула глазами девчонка.
– А ты присмотрись… Вон он, рожа очкастая!
– Кто? Ах ты ж… – глянув в указанную сторону, Полинка хотела было выругаться, но сдержалась – не к лицу комсомолке ругаться.
И все же очень сильно хотелось, еще бы – на краю рынка, все у тех же шорных рядом, ошивался очкастый комсорг Миша Фунтиков. Ошивался явно не зря и с крайне деловым видом.
– Что он там, хомуты покупает? – тихонько ахнув, девушка крепко сжала Вадику руку.
Юноша от такого внимания улыбнулся, но тут же озабоченно скривился:
– Ага, хомуты… За нами следит, гад!
– Следит? Что-то не похоже, – Полинка напряженно подалась вперед, словно разведчица-партизанка, подобравшаяся к немецкому складу. – Ишь, оглядывается… Слушай, Вадик! А давай мы сами за ним последим, а?
Не дожидаясь ответа, девчонка потянула Вадима в кусты, к овощному ряду. Действительно, оттуда было довольно-таки удобно наблюдать, самим оставаясь незамеченными.
Вадик, правда, пробурчал:
– И чего нам за ним следить-то?
Но просьбу своей подружки выполнил, посмел бы ослушаться! Да и прятаться с Полинкой – вдвоем! – за кустами сирени оказалось так волнующе здорово.
– Мы с тобой как партизаны, – шепнул молодой человек.
– Тихо ты! Тсс! Ой, смотри, смотри!
Немного походив около хомутов, Фунтиков бросил по сторонам быстрый взгляд и вдруг подошел к барыге! Тому самому, усатому, в кепке-восьмиклинке.
– Ой, а я у него деньги-то не забрала! – запоздало ахнула девушка.
Теперь уж Вадим на нее шикнул:
– Тсс! Потом заберем. Смотри, что гад делает-то!
«Гад» – это был комсорг, явно не хотевший, чтобы его увидели и потому отошедший вместе с барыгой как раз к кустам, в которых прятались юные «партизаны».
– По семь рублей, оптом, возьму, – послышался приглушенный голос Фунтикова.
Спекулянт дернул шеей:
– Побойся Бога, Мишаня!
– Бога нет, об этом любой детсадовец знает.
– Ишь ты… Давай хоть по восемь, а?
– Семь с полтиной – последнее слово! Сам подумай, я у тебя сразу два десятка возьму.
– А помаду?
– Помаду – в первую очередь. Брат писал – у него уже в деревне очередь.
Вот так комсорг!
Молодые люди переглянулись, провожая глазами уходящего Фунтикова.
– Вадь, он что… сам спекулянт, что ли? – наивно моргнула Полина.
Юноша тряхнул головой:
– А ты что, – сама не видела, не слышала?
– Да слышала я все, и видела, просто… противно как-то – комсорг и вдруг…
– Сволочь он, а не комсорг!
– Это точно.
Вздрогнув, Ремезов открыл глаза, взглянул на мерцающий экран компьютера и довольно расхохотался. Пять двадцать пять! Ровно пять часов двадцать пять минут его сознание, используя метод психо-индукционного резонанса, подменяло собою сознание некогда живших людей. Впрочем, лучше сказать, не подменяло, а просто существовало вместе с чужим сознанием, с чужим мозгом, вовсе этой чужеродности не ощущая – как, к примеру, раньше, во время первых опытов. Французский студент Марсель из Парижа семидесятых, комсомолец Вадик – этот жил в провинции, в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов, Павел еще не смог определить точнее. Почему его биорезонансное поле совпало с ними? Этот вопрос тоже требовал ответа. Быть может, те носители – Марсель и Вадим – еще живы, правда, Вадим уже старик, а Марсель – так и Марсель старик, быть может, давно уже уважаемый всеми филолог… если не погиб тогда, бросившись в балкона вниз, на камни бестолково выстроенной парижской площади Данфер Рошро. Вроде не погиб, получается… и с Полетт у него, похоже, все наладилось… Или – это другие воспоминания, еще до прыжка? Все требовало изучения…
Старший научный сотрудник, кандидат физико-технических наук, Павел Петрович Ремезов – немолодой уже,
