Пиратское судно дернулось, накренилось и плавненько, по дуге, повернуло, подрезая «купца» и ломая ему ход…
— Огонь! — быстро скомандовал Никита Петрович.
Разом дернулись, рявкнули пушки… Окутались пороховым дымом. Разлетаясь в щепки, противно затрещал вражеский бушприт!
— Попали! — радостно закричал чумазый от гари канонир. — Попали, Никита Петрович, ага!
Ну, еще б не попасть… С пистолетного-то выстрела!
— Стоять, готовиться! Поворот оверштаг! Абордажная команда — к бою. Вымпел на мачты… Треть товара — нам.
А больше шнява и взять не могла, не такое уж и вместительное это было судно. Не для торговли и предназначалось — для разведки, охраны или вот, для быстрого нахального боя.
Судно вновь повернуло… Рассеялся пороховой дым.
— Спускают паруса, господин капитан! — с марсовой площадки, из «гнезда», громко закричали. — Сдаются!
— Знамо дело, сдаются, — довольно усмехнулся Бутурлин. — Не дураки же! Понимают — потерять треть товара все же лучше, чем лить кровь или пойти ко дну. Абордажную команду — в шлюпку… Постойте, я с вами… ага…
Кроме добычи — порох, ворвань, пенька, сложные трубчатые замки тихвинской работы — на сдавшемся корабле каперы разжились новостями. К слову — довольно грустными.
Бутурлин лично расспрашивал хозяина судна и шкипера о том, что делалось в крепости и в Ниене.
— Да ничего особенного, господин капитан. Все, как всегда. Да, все ждут суда! Там такой скандал, такой скандал, слышали? Арестован сам начальник городской стражи капитан Йохан Фельтског! Да, да — родственник помощника коменданта. Обвиняется в государственной измене и попустительстве врагам нации. Думаю, его приговорят к смерти. Повесят или, скорей, четвертуют! Так говорил сам судья — гере Карл Линдберг.
— Карл Линдберг? — изумленно переспросил Никита Петрович. — Законник Карл?
— Да, его именно так и называют…
— И когда же суд?
— Говорят, уже очень скоро. Может быть, завтра уже.
* * *Законник Карл проживал в каменном трехэтажном доме на Средней улице, с небольшим садом на заднем дворике и выкрашенным в темно-красный цвет фасадом в три окна. Принадлежал судье этот особняк лично или было арендован — бог весть, но все жители Ниена называли сие здание — дом судьи, и никак иначе.
Облаченный в серый неприметный кафтан и черную широкополую шляпу, какие обычно носят приказчики, Бутурлин затаился у самой ограды, выжидая удобный момент и сквозь заросли азалии поглядывая на красивую юную девушку, блондинку в темно-голубом с переливами платье, качавшуюся на качелях в глубине двора.
Ага, вот и нужный момент! Служанка ушла — скрылась в доме, а судьи и не было — уехал с утра по делам. Что ж касаемо жены господина Линдберга — так та умерла года три назад или того более, с тех пор Законник Карл оставался вдовцом. Еще в доме жили верные слуги, служанка и вот, младшая дочь Кристина, особа, ввиду юного возраста еще не замужняя и довольно капризная, взбалмошная, избалованная. Кто б только видел, как она обращалась со служанкой?! Впрочем, все видели, знали, да.
— Госпожа Кристина Линдберг? — подойдя к самой ограде, Никита Петрович галантно приподнял шляпу.
— Ну я, и что с того? — отложив книжицу, скривила губы красотка. — Вы зачем здесь, по дворам, ошиваетесь? Я сейчас кликну слуг!
— О, моя госпожа… — прижав снятую шляпу к груди, Бутурлин поклонился и тут же изобразил самую радушную улыбку, на которую только оказался способен.
— Никакая я не ваша! Эй, слуги!
— Я из лавки господина Февариуса. Это у пристани, знаете… Он меня послал…
— Из лавки? — бледное, какое-то кукольное личико девушки изобразило крайнюю заинтересованность. — Послал вас ко мне? Но я ничего такого не просила.
— Ах, ну я и дурак! — Бутурлин хлопнул себя по лбу и рассмеялся. — Ну, как же я мог перепутать вас с госпожой Амалией Кренсберг! Ну да, это ж именно она просила отложить для нее китайский веер с лаковой ручкой. И, кроме веера, еще кое-что…
— Амалия просила? Веер? — пухленькие губки девчонки капризно надулись, в пустых светло-голубых глазках вспыхнули искорки интереса.
— Что же, разве господин Февариус не знает, что у Амалии Кренсберг совершенно нет вкуса?! Да ей что угодно можно отложить… Так, говорите, веер?
— И еще прекраснейшие брабантские кружева! — изогнулся в поклоне Бутурлин. — Такие, знаете, с голубоватым отливом. Очень, очень пойдут к вашим прекрасным глазам. О, там такое искусное плетение, такая тонкая нить! Сама роскошь… И недорого.
— А сколько — недорого? — Кристина нетерпеливо дернула шеей. — Ну?
— Об этом с хозяином надо разговаривать, прелестная госпожа… Впрочем… — тут лоцман горделиво выпрямился и выпятил грудь. — Я и сам открываю мастерскую… и кружева, и веера, и всякие другие подобные вещицы, знаете ли… Даже платья будем шить! Из этого… из набивной ткани… Но сам-то я как-то не очень в дамской моде сведущ.
— Вижу, что не сведущи, — хмыкнула девушка, на красивом кукольном личике ее появилась все та же гримаса, презрительная, но… уже с неким дружелюбием и явной заинтересованностью.
— И я вот хотел пригласить для консультации госпожу Амалию Крен…
— Ха! — резко оборвав лоцмана, Кристина громко расхохоталась.
Столь резкий смех вообще-то считался неприличным, и не очень-то шел такой юной деве — на вид Кристине было лет тринадцать-четырнадцать. Самое время замуж!
— Кого-кого вы пригласили? Амалию? Эту набитую дуру! Ха-ха!
— Но она же ваша подруга, кажется…
— Хм, подруга… так, общаемся иногда. Но… вы же ей не расскажете, что я ее…
— О, конечно же нет, моя госпожа! — Никита Петрович скорбно покачал головою и причмокнул. — Но она обещала прийти завтра… глянуть, посоветовать чего… Не за просто так, конечно. Я ведь понимаю, каждый совет нуждается в достойной оплате. Тем более если это совет человека знающего…
— Ну, вы нашли знающую! — отмахнулась дочка судьи. — Амалия вообще одевается, как кухарка…
— Тогда кого же мне еще спросить? Вот, если б вы согласились… У вас же бездна, просто бездна вкуса, юная госпожа. Это ж по всему видно!
— Что ж, — хмыкнув, Кристина милостиво кивнула. — Может, я и соглашусь — как попросите.
— Но… отпустит ли вас папенька?
— Вот еще! Буду
