— Самолично видел, как Йохана Фельтскога приковали к веслу на галере, — по знаку Татарина, в горницу вошел неприметный парнишка с добродушным крестьянским лицом и курносым, задорно поднятым, носом. — Да там, на пристани, много народу было. Не, не спутал — я ж гере капитана знал. Галера называется… ммм… «Густав Адольф».
— Густав Адольф? — услышав имя славного шведского короля, лоцман усмехнулся. — Громко! Ну что, надобно вернуть девицу… Так она где сейчас?
Алатырь Татарин повел плечом:
— Так с бабами нашими, на старой риге…
— Привести! — коротко распорядился Никита Петрович.
Алатырь и его парнишка вышли. Почти сразу же Татарин вернулся обратно, да, встав у порога, виновато развел руками:
— Тут это… незадача с девкой-то.
— Неужто сбежала?! — встревоженно бросил Бутурлин. — Или… не дай бог, обидели?
— Не сбежала и не обидели, — Алатырь покачал головой. — Только бабы ее отпускать не хотят. Да она и сама не хочет.
— Как это не хочет?
— Да так. Говорит, не сейчас. Позволения просит отцу письмо написать — чтоб не волновался, а ждал.
— Та-ак… — сев на лавку, озадаченно протянул молодой человек. — Вы что там с ней сделали-то, а?
— Так завлекли… Она все бабам про мастерскую твердила, мол, знает, как шляпки шить! Вот они и загорелись все, задумали завести, занять под это дело старую ригу. Девица-то эта, Кристина, ушлая! Сидит сейчас, расходы подсчитывает да будущую прибыль. И в деле сем бабам нашим без нее никак!
— Вот поди ж ты! — усмехаясь, Бутурлин пригладил бородку. — Хотя… вот ты. Алатырь, знаешь, сколько модная женская шляпка стоит?
— Эта безделица-то? — Татарин почесал затылок. — Ну, копейки две.
— А два талера не хочешь!
— Два талера!!! — Алатырь чуть было не поперхнулся слюной. — Это ж добрая нетель. Или телок! Два талера…
— А ежели с кружевной вуалью — так и все пять!
— Пять!!! Так это, господине, правильно наши бабу ее не отпускают. Пущай эти шляпы шьют! Мануфактуру заводят.
— Дочь отцу вернуть! — со всей четкостью приказал Никита Петрович. — Немедленно. Не захочет — связать и в лодку. Ну, а шляпная мастерская — дело доброе. Потом с этой Кристиной можно и еще разок переговорить. Раз уж, говорите, девка ушлая.
— Да еще какая ушлая-то, господин!
* * *После того, как люди Алатыря увезли девчонку, Бутурлин долго не мог успокоиться — все думал, как пройдет возвращение. Все ли там гладко сложится? Не устроит ли хитрый судья какой-нибудь хитромудрой каверзы, засады?
Нет, все сложилось, как надо. Не было никакой засады, да к дому судьи Кристину и не приводили, просто высадили неподалеку от пристани, там, где проходила дозором стража.
— Да ты не сомневайся, господине. Там все гладко прошло! — перекрестившись, заверил тот самый курносый парнишка с добродушным лицом. Звали его Акимом.
— Так свеи за лодкой не проследили?
— Да не, — божился Аким. — Они на нас и не смотрели вовсе. Как девку увидали — обрадовались.
— Не смотрели, говоришь…
Никита Петрович невольно глянул в оконце — прямо к избе, что-то крича и размахивая руками, бежал Алатырь Татарин. А ведь этот человек всегда был спокоен, как старый дуб. И вот на тебе — бежал, кричал, махал руками! Что ж такое случилось-то?
— Беда, Никита Петрович! — рванув на себя дверь, с порога выпалили Алатырь. — Свеи!
— Что?!
— Целая сотня! Мушкетеры, пикинеры, факельщики. Идут к Спасскому… Ох, мыслю, сожгут село!
Бутурлин думал не долго:
— Коль такое дело, вели бить алярм! Объявляй тревогу. Выступаем на Спасское! Ударим всей силой, ага… Выбьем шведа… а там, скоро и наши…
Войско собралось быстро. Выстроились, все парни ладные, молодец к молодцу, вот только с оружием плоховато. Дюжина фитильных мушкетов всего, да с полдюжины аркебуз. Еще парочка рейтарских карабинов, да пистолетов — штук пять, пушек же и вовсе нет — вот и все вооружение. Так, больше холодное да древковое — сабли, рогатины, топоры. Еще — охотничьи луки со стрелами. Ежели по оружию судить, никак не выстоять охочьим людям против регулярного шведского войска, никак. Но то, если по оружию… а вот еще есть боевой дух!
— Построение боевое знает кто? — пройдясь вдоль шеренги, сверкнул очами Никита Петрович. — Каре там, плутонги?
Тишина в ответ. Ничего такого не ведали ополченцы. Хорошо хоть стрелять да топорами махать умели. Ну, что тут скажешь? Бутурлин только и мог, что корить себя лично — давно надобно было самочинному войску смотр устроить. Надо бы было, да… Но все как-то другие неотложные дела имелись. А теперь что уж руками махать?
— Ну, что, парни… На ходу учиться будем. В бою! А ну все… нале-во! Шагом… арш! Раз два, раз-два… левой…
Промаршировав до гати, рассредоточились, выстроились в колонну по одному, пошли дальше след в след, осторожно ступая по чавкающим в жирной грязи бревнам и валежнику. Шли осторожно, и все же пара-тройка бойцов угодили-таки в трясину, пришлось вытаскивать.
— Дым! — выбравшись на твердую землю, выкрикнул Алатырь Татарин. — Вон, как валит. Верно, свеи село подожгли.
— Все село — нет, — Бутурлин присмотрелся, нервно поглаживая бородку. — Одна изба горит. Или амбар — дыма-то маловато. Ну, что, все пришли?
— Все, господин капитан! — вытянулся Алатырь. — Выступаем?
— Нет, — лоцман покачал головой. — Сперва вышлем разведку. Сам пойду… Ну, и со мной давай кого-нибудь посмекалистее.
— Слушаюсь, господин капитан! Эй, Акимка… и ты, Мефодий… Подь сюда, живо.
В последнее время Алатырь Татарин упорно именовал Никиту капитаном, хотя, если подумать, никакого особенного воинского чина у Бутурлина не было. Он же не в полку нового строя служил, чтоб иметь европейское звание. Однако же кораблем — отбитой
