Приблизившись, звери замедлили шаг. Видимо, они не знали, как добраться до нас сквозь деревья. Йейлы агрессивны, но они не охотники. Они не знают хитрых приемов, с помощью которых можно загнать жертву в угол и уничтожить. Если кто-то забредал на их территорию, они просто нападали. Нарушители умирали или убегали – и нет проблем. Они не привыкли к чужакам, дразнящим их из укрытия.
Мы двигались вокруг дубов, стараясь не поворачиваться к животным спиной.
– Хорошие йейлы, – напевал я. – Замечательные йейлы.
Мое пение йейлов не впечатлило. Когда мы переместились дальше, я заметил кое-что за спинами животных, примерно в тридцати ярдах от них: из высокой травы выступала куча валунов размером со стиральную машину каждый. Ничего особенно примечательного, но мой чуткий слух уловил журчание воды.
Я указал Мэг на камни:
– Наверное, вон там вход в пещеру.
Она наморщила нос:
– Значит, бежим туда и прыгаем вниз?
– Нет! – завопил я. – Там два источника. Нужно остановиться и выпить из каждого. Да и сама пещера… Не думаю, что спуск будет простым. Нам нужно время, чтобы найти безопасную дорогу вниз. Если мы просто прыгнем, можем разбиться насмерть.
– Эти гарварды ждать не будут.
– Йейлы, – поправил я.
– Какая разница? – сказала она. – Как думаешь, сколько они весят?
– Много.
Она задумалась, словно просчитывая что-то на своем внутреннем калькуляторе.
– Ладно. Приготовься.
– К чему?
– Никаких спойлеров.
– Ненавижу тебя.
Мэг выбросила вперед руки. Трава вокруг йейлов начала расти с бешеной скоростью, сплетаясь в веревки, которые тут же обвивались вокруг их ног. Чудовища стали вырываться и заревели как захлебывающиеся горны, но трава продолжала расти и ползти вверх, опутывая их большие тела.
– Пошел! – скомандовала Мэг.
Я побежал.
Тридцать ярдов еще никогда не казались мне таким большим расстоянием.
На полпути я оглянулся. Мэг бежала, спотыкаясь, лицо ее блестело от пота. Видимо, на йейлов она потратила все свои силы. Животные бились изо всех сил, их рога выпрямлялись и скручивались, резали траву, выдирали ее с корнем.
Я добежал до камней.
Как я и ожидал, в одном из камней были одинаковые трещины, из которых с бульканьем били два источника, словно Посейдон ударил в камень трезубцем: «Отсюда пусть течет горячая вода, а отсюда – холодная». Вода в одном источнике была белесой, цвета обезжиренного молока. Другой был черным, как чернила кальмара. Они сливались в струю болотного цвета, которая разбивалась о землю.
Позади источников между самыми большими валунами зияла зигзагообразная расселина – десятифутовая рана в земле, так что сомнений не оставалось: под этим местом простиралась сеть пещер. На краю расселины была сложена кольцами веревка, привязанная к железному крюку.
Мэг, шатаясь, приблизилась ко мне.
– Скорее, – задыхаясь, сказала она. – Прыгай.
За ее спиной йейлы медленно разрывали травяные путы.
– Мы должны испить из них, – напомнил я. – Источник Мнемозины, памяти, – черный. Источник Лета, забвения, – белый. Если выпить из обоих одновременно, они нейтрализуют друг друга и наш разум будет готов…
– По боку, – лицо Мэг было белым, как воды Леты. – Иди.
– Но ты должна пойти со мной! Это воля оракула! К тому же одна ты не сможешь себя защитить.
– Ладно, – простонала она. – Пей!
Одной рукой я зачерпнул воды из Мнемозины, другой – из Леты. И выпил их одновременно. Вкуса у них не было, только сильный, жуткий холод, который обжигает так сильно, что потом еще долго не чувствуешь боли.
Мозг закрутился у меня в голове, как рог на голове у йейла. Ноги словно превратились в надутые гелием шарики. Мэг мучилась с веревкой, пытаясь обвязать ее вокруг моей талии. Мне почему-то это показалось просто уморительным.
– Теперь ты, – захихикал я. – Пей-пей-пей!
Мэг насупилась:
– И слететь с катушек? Не-а.
– Малышка-глупышка, если предстанешь перед оракулом без подготовки…
На лугу йейлы вырвались на свободу, оставив несколько квадратных ярдов земли без травы.
– Нет времени!
Мэг схватила меня за пояс и прыгнула вперед. Как верный друг она столкнула меня с края вниз, в черную пустоту.
33
Все отлично
Тону, мерзну, со змеями плаваю
Жизнь хороша, Бэтмен!
Мы с Мэг падали в темноту, веревка разматывалась с каждым ударом о камни, которые в клочья раздирали на мне одежду и кожу.
Я вел себя совершенно естественно – радостно верещал:
– УИИИИИИ!
Веревка резко натянулась, и я получил прием Гейлиха такой силы, что чуть не выкашлял собственный аппендикс. Мэг хрюкнула от неожиданности, отпустила мою талию и полетела вниз в темноту. Через мгновение раздался всплеск.
Я рассмеялся, болтаясь в пустоте:
– Прикольно! Давай еще!
Веревка у меня на поясе развязалась, и я упал в ледяную воду.
Видимо, из-за своего безумия я и не захлебнулся в тот миг. Пытаться выплыть, барахтаться, дышать мне тогда показалось совершенно ненужным. Воды Леты и Мнемозины боролись за власть над моим разумом. Я не помнил собственного имени, что безмерно меня веселило, но с изумительной ясностью помнил, как сверкали желтые пятнышки в змеиных глазах Пифона, когда тысячи лет назад он всадил свои клыки в мой бессмертный бицепс.
В темноте под водой не было видно ничего. И все же перед моими глазами то и дело мелькали образы – может быть, это просто была реакция глазных яблок на дикий холод.
Я увидел своего отца Зевса, который сидел на террасе в садовом кресле у бесконечного бассейна. За бассейном до самого горизонта простиралось лазурное небо. Обстановка больше подходила для Посейдона, но я знал это место: квартира моей матери во Флориде. (Да, моя бессмертная мама, когда отошла от дел, решила жить во Флориде, и что?)
Рядом с Зевсом на коленях, молитвенно сложив руки, стояла Лето. Ее бронзовая кожа красиво контрастировала с белой тканью летнего платья. Длинные золотистые волосы, заплетенные в сложную косу, падали ей на спину.
– Прошу тебя, повелитель, – молила она. – Он твой сын. Он усвоил урок!
– О нет! – прогремел голос Зевса. – Еще рано. Его настоящее испытание впереди.
Я рассмеялся и помахал им рукой.
– Привет, мам! Привет, пап!
Я был под водой и, скорее всего, видел галлюцинации, так что вряд ли они могли меня услышать. Однако Зевс посмотрел на меня и нахмурился.
Картинка исчезла. И я увидел другую бессмертную.
Передо мной парила темная богиня, холодное течение развевало ее эбеновые волосы, платье клубилось вокруг нее словно вулканический дым. У нее было утонченное благородное лицо, безупречно наложенный макияж – помада, тени, тушь – был выполнен в полуночных оттенках. Сверкающие глаза богини излучали ненависть.
Я обрадовался ее появлению:
– Привет, Стикс!
Она прищурила обсидиановые глаза:
– Ты! Клятвопреступник! Не думай, что я забыла.
– А я забыл! – сказал я. – Кто, говоришь, я такой?
В тот момент я
