– Получается, что ты бог солнца, – продолжала Талия. – Но какое-то другое божество в другой культуре тоже будет богом солнца?
– Именно. Разные воплощения, но суть одна.
– Я не понимаю.
Я развел руками:
– Честно говоря, Талия Грейс, я не знаю, как лучше тебе это объяснить. Но ты была полубогиней достаточно долго, чтобы понять: чем дольше ты живешь, тем более странным становится мир.
Талия кивнула. Ни один полубог не стал бы спорить с этим.
– Слушай, – сказала она. – Если вас занесет в Лос-Анджелес, когда будете на западе, там у меня живет брат, Джейсон. Он там учится вместе со своей девушкой Пайпер Маклин.
– Я его проведаю, – пообещал я. – И передам от тебя привет.
Ее плечи расслабились.
– Спасибо. Если мне доведется говорить с госпожой Артемидой…
– Да, – я постарался проглотить комок в горле. Как же я соскучился по сестре! – Передавай ей от меня привет.
Она протянула мне руку:
– Удачи, Аполлон.
– И тебе тоже. Счастливой охоты.
Талия горько усмехнулась:
– Сомневаюсь, что она будет счастливой, но спасибо.
В последний раз, когда я видел Охотниц Артемиды, они ехали верхом на боевых страусах по Саут-Иллинойс-стрит на запад, словно преследовали полумесяц.
42
Блин на дорожку
Тебе нужен проводник?
Глянь в помидорах
На следующее утро Мэг растолкала меня со словами:
– Пора выдвигаться!
Я испуганно заморгал, пытаясь проснуться. Потом сел в кровати и застонал. Если ты бог солнца, тебе редко удается поспать допоздна. Но и теперь, когда я стал простым смертным, меня постоянно будили на рассвете. Да я сам тысячи лет был рассветом. Как же я от этого устал!
Мэг стояла у моей кровати в пижаме и в кедах (о боги, неужто она и спала в них?!), из носа у нее, как обычно, текло, а в руках она держала наполовину съеденное яблоко.
– Ты, конечно, не принесла мне завтрак? – спросил я.
– Могу кинуть в тебя яблоком.
– Не надо. Я встаю.
Мэг убежала в душ. Да, иногда она и правда ходит в душ. Я оделся, собрал в дорогу все что мог и пошел на кухню.
Пока я ел блинчики (ням-ням!), Эмми, напевая, гремела на кухне посудой. Напротив меня сидела Джорджина и раскрашивала картинки, колотя пятками по ножкам стула. Джозефина в мастерской радостно приваривала друг к другу стальные листы. Калипсо и Лео, которые отказались прощаться со мной, потому что, мол, мы все скоро снова увидимся, стоя за кухонным столом обсуждали, что Лео нужно взять с собой в Лагерь Юпитера, и кидались друг в друга беконом. Мне было так хорошо и уютно, что я бы сам вызвался вымыть посуду, если бы за это меня оставили здесь еще на день.
Ко мне подсел Литиерс с большой чашкой кофе. Раны, полученные им в битве, уже почти затянулись, но его лицо все еще напоминало взлетно-посадочную полосу в аэропорту Хитроу.
– Я присмотрю за ними, – он указал на Джорджину и ее матерей.
Я сомневался, что Джозефина или Эмми хотели, чтобы за ними «присматривали», но не стал разубеждать Литиерса. Пусть сам поймет, как здесь устроена жизнь. Даже мне, великолепному Аполлону, порой приходится чему-то учиться.
– Уверен, что ты справишься, – сказал я. – Я тебе доверяю.
Он горько усмехнулся:
– Не понимаю почему.
– У нас много общего: оба сыновья властных отцов, оба совершали ошибки и страдали от последствий неверного выбора, но каждый из нас по-своему талантлив.
– И хорош собой? – он криво улыбнулся.
– Естественно. Да.
Он обхватил чашку ладонями:
– Спасибо. За второй шанс.
– Я в них верю. И в третий шанс, и в четвертый тоже. Но я дарую прощение только один раз в тысячелетие, так что постарайся не напортачить в ближайшую тысячу лет.
– Буду иметь в виду.
За его спиной в коридоре я заметил призрачное оранжевое мерцание. Извинившись, я вышел из-за стола, чтобы попрощаться еще кое с кем.
Агамед парил у окна, обозревая площадь. Его светящаяся туника трепетала на призрачном ветру. Он оперся рукой о подоконник, будто стараясь удержаться на месте. В другой руке у него был магический шар.
– Я рад, что ты еще здесь, – сказал я.
У него не было лица, но его фигура выражала печаль и смирение.
– Ты знаешь, что произошло в пещере Трофония, – догадался я. – Ты знаешь, что он ушел.
Он поклонился, подтверждая мои слова.
– Твой брат просил передать, что любит тебя, – проговорил я. – И что сожалеет о судьбе, которая тебе выпала. Я тоже хочу попросить прощения. Когда ты умер, я не слушал Трофония, умолявшего тебя спасти. Я считал, что вы заслужили наказание за то, что решили ограбить сокровищницу. Но это… это очень долгое наказание. Возможно, слишком долгое.
Агамед ничего не ответил. Его фигура мерцала, словно призрачный ветер усилился и грозил вот-вот его унести.
– Если хочешь, – сказал я, – когда я снова стану богом, я лично спущусь в Подземный мир и попрошу Аида отправить твой дух в Элизиум.
Агамед протянул мне магический шар.
– А. – Я взял шар и потряс его в последний раз. – Чего ты хочешь, Агамед?
Из жидкости всплыл ответ – плотная цепочка слов на одной из сторон многогранника: «Я ОТПРАВЛЮСЬ ТУДА, КУДА ДОЛЖЕН. Я НАЙДУ ТРОФОНИЯ. МЫ С БРАТОМ НЕ УБЕРЕГЛИ ДРУГ ДРУГА, НО НЕ ПОВТОРЯЙТЕ НАШУ ОШИБКУ».
Он убрал руку с подоконника. Ветер подхватил его, и Агамед растворился в солнечном свете.
Когда я поднялся к Мэг Маккаффри на крышу Станции, солнце было уже высоко.
На Мэг было зеленое платье, подаренное Салли Джексон, и желтые легинсы, зашитые и выстиранные. На кедах не осталось и следа грязи и помета. С обеих сторон у ее лица в волосы были вплетены радужного цвета ершики для трубок – не иначе как прощальный стильный подарок от Джорджины.
– Как самочувствие? – спросил я.
Она, скрестив руки на груди, неотрывно смотрела на грядку с помидорами, посаженными Гемифеей:
– Ага. Нормально.
Это, видимо, означало: «Я впала в безумие, изрекла пророчество и чуть не умерла. Ты задаешь мне такой вопрос и считаешь, что я не врежу тебе после этого?»
– И… каков твой план? – поинтересовался я. – Зачем мы на крыше? Если мы хотим попасть в Лабиринт, разве не стоит спуститься на первый этаж?
– Нам нужен сатир.
– Да, но… – я оглянулся. Среди грядок и клумб Гемифеи не было никаких козлоногих людей. – Как ты собираешься…
– Тсс!
Она присела рядом с грядкой и положила руку на землю. Земля задрожала и начала подниматься. На мгновение я испугался, что сейчас оттуда вылетит новый карпос с горящими красными глазами и словарным запасом из одного только слова «Помидоры!».
Вместо этого стебли раздвинулись. Земля осыпалась, и я увидел спящего на боку юношу. На вид ему было лет семнадцать, может, меньше. На нем была зеленая футболка, куртка без воротника и слишком широкие для его размеров джинсы. Кудрявые волосы выбивались из-под вязаной шапки. Маленькая бородка топорщилась во все стороны. Ноги над кроссовками покрывала густая коричневая шерсть. Либо этот юноша смастерил себе
