Они несли цивилизацию. На остриях копий и мечей. А варвары… дикари, не желающие признать подлинной культуры… зачем им существовать, таким?!
Gallia omna divisa est in partes tres… и четвертой части не быть, и нет никакой кельтской Британии, ишь чего выдумали! – кельтскую Британию им! – есть только римская Британия, а в этой кельтской (бывшей кельтской, а нынче очень даже римской!) Галлии три части, и нет никакой четвертой!
А главное – не будет.
…это была очередная война. Отчаянная. Дикая. Безумная.
У вас нет оружия? Нет железных мечей, дальнометных стрел, катапульт?! А ножи? а зубы?! Или вы уже остались без зубов?!
И гремела песня на древнем языке, бывшем здесь еще до прихода кельтов: «Мы свободное, гордое племя, мы боремся за каждый шаг..!»
Откуда пришла эта песня к пламенеющим синими узорами круитни? Какими дорогами привел ее к ним Тот-Кто-Бродит-В-Курганах? Из прошлого? из будущего? – из каких времен донеслась она до пиктов, снова и снова отчаянно лезущих на вал, сминающих легионеров числом, несмотря на их железные доспехи и разные военные хитрости?!
Битва была радостной… насколько радостным может быть убийство.
Если есть радость в том, чтобы, уже пронзенным железным мечом римлянина, дотягиваться мертвым – почти мертвым, но всё-таки еще не совсем! – до его горла и успеть перерезать его кремневым ножом… если есть в такой смерти радость, то она – была.
В этой битве не было пощады. Ни раненых – их затаптывали еще живые; ни пленных – их не брали.
Это было только убийство. Беспредельное. Сотни, тысячи мертвых.
Хитроумные орудия римлян уже не имели смысла – в кровавой каше смешались легионеры и дикари, доспешные и нагие, ненавидящие и… ненавидящие. Ни луки, ни даже длинные мечи уже не решали ничего. Только ножи, когти, зубы…
Кровавый сгусток ярости опоясал Британию, протянувшись от моря до моря. Битва кипела везде. И стоило римлянам хоть где-то прорваться – новые пикты будто из-под земли появлялись.
Антонинов вал стал рубежом обороны пиктов. Даже если римлянам удавалось захватить участок полуразрушенной стены – они не могли закрепиться там. И уж совсем безумием было бы пытаться спуститься по ту сторону.
Север был подобен тому аду, о котором рассказывают христианские проповедники. А кто же добровольно отправится в ад?!
Север был непокорен. Северус видел это.
Продолжать бессмысленную бойню? – зачем? Пикты получили достаточно суровый урок, они не сунутся на юг.
…точно так же, как римлянам надо забыть о севере.
Север недоступен Северусу.
Поле побоища: Марх
Хватит ли у меня сил заставить землю расступиться и поглотить мертвые тела? Без различия: бритты, римляне…
Тысячи убитых. Десятки тысяч.
Оба войска расползлись прочь от побоища. Кто хочет, тот и назови это победой. Достаточно сказать, сколько погибло врагов, – и умолчать о собственных потерях. Скажи так – и сразу станет ясно: вот великая победа.
Величайшая просто…
…мутит от запаха крови.
Курганы, вы так жадно глотали живых. Так поглотите мертвых. Хотя бы своих… кто бы ни строил вас, зачем бы он это ни делал – вы же веками принимаете в себя мертвецов.
Так примите синетелых. Хотя бы их. Трупов сразу станет меньше.
Доведись кому видеть это – убежал бы в ужасе. Или умер на месте – от страха.
Земля медленно шевелилась – словно губы беззубой старухи. Мальчики в железе – нет, это слишком жесткая еда, ей такое не по зубам… тьфу. Тьфу.
А вот круитни, да еще и синенькие – это мягкое, вкусное мясо. Его можно проглотить не жуя.
И земля заглатывала своих детей. Медленно втягивала их в себя.
Мать принимала детей обратно.
* * *Септимий Север приказал торжествовать победу.
…нет, не совсем так.
Сначала он приказал отвести войска за вал Адриана, укрепить его наскоро – и в ближайший год восстановить каменные стены уже всерьез.
А теперь, когда армия (остатки армии, но об этом – тссс!) в безопасности, теперь самое время провозгласить, что проклятые пикты разбиты на голову и больше не высунутся из своих северных холмов.
Приказано: праздновать.
И вполголоса приказано: забыть и думать о вале Антонина. Больше никогда не пытаться продвинуться севернее Адрианова вала. Это – граница. Она должна быть нерушима.
И еще приказано: постараться забрать тела погибших с поля боя. Это не так просто, но всё же – приложить все силы к тому, чтобы похоронить легионеров как подобает.
Круитни снова стали, как и век назад, полными хозяевами в центральной Альбе. Об указах Септимия Севера они не знали (вообще у них неважно обстояло дело с пониманием латыни!) – а посему наивно полагали, что если территория кельтской Альбы расширилась вдвое, то страшную битву выиграли именно они.
Чудовищной ценой, но – выиграли.
Вал Антонина местами просто сровняли с землей, вымещая на неопасных уже насыпях свою ненависть.
А после – стали заново обживать равнинную Альбу. К югу от бывшего вала снова появились селения, заблеяли стада… круитни были слишком измучены той бойней, чтобы стремиться разделаться с римлянами. Они хотели просто пожить – те, кому повезло выжить.
Так прошел год. Другой.
* * *После пары лет затишья на телах воинов вновь стал проступать синий узор. Словно перед битвой… но круитни чувствовали, что не новой атаки на Стену от них хочет Тот-Кто-Бродит-В-Курганах. Он ждал от них другого… и они передавали своим старейшинам его волю: подготовиться к празднику победы.
Пусть Стена пока стоит – римляне прячутся за ней, как заяц в норе. Владыка Курганов прав: римляне уже потерпели поражение. Значит, празднуем.
Так думали круитни. И ошибались.
Кромка победы: Марх
Ирб, ты помнишь, как Август разгромил нас?
Глупый вопрос. Конечно, помнишь. Такое не забывается. Ни боль бессилия, ни позор поражения.
Что ж, друг мой, скоро наш август кончится. Наступает наш сентябрь. Время жатвы. Кровавой жатвы.
Я убью лишь одного. Но это будет сам Август.
Он неосмотрительно приехал сюда. Я бы не дотянулся силой до их Рима… даже помогай мне вся Британия – не смог бы. Но этот Август, словно в насмешку зовущийся Севером, он – так близко. До города Эборака, где он сейчас, – подать рукой. А уж если через курганы – дорога заняла бы несколько вздохов.
Северус без Севера, этой ночью ты лишишься не только жизни. Ты и Августом быть перестанешь.
Сейчас, мечась в бреду (или – прозрении?) агонии, ты понимаешь, что я хочу сделать.
Но уже не можешь мне помешать.
По всей Альбе горели костры. Огромные, в рост человека, поленья ярко пылали – а вокруг них плясали круитни и скотты, позабывшие о былых распрях своих народов. Темноволосые и рыжие, низкорослые и великаны, они были сейчас одним народом, народом-победителем.
И ярче изжелта-белого пламени костров светились синие узоры на телах воителей.
Особенно много костров было на оплывших насыпях вала Антонина. Весь перешеек, от моря до моря, полыхал
