– Нет, нет… это невозможно, они… – Скарлетт прожевала мясо, проглотила и замерла, по-прежнему подыскивая слова. – Не знаю, как объяснить. Полагаю, вам нужно с ними встретиться. Однако настоятель и его монахи не имеют к этому отношения.
– Нам следует поговорить с ним. – Адриан продолжал облизывать пальцы.
– Вот и займись этим. – Ройс снял ногу с табурета и смерил взглядом свою тарелку с едой. – Я плохо схожусь с религиозными типами. Кроме того, мне нужно вернуться в замок и еще немного осмотреться.
– Кстати, еда отменная. – Адриан кивнул на тарелку.
– Спасибо! – откликнулась Скарлетт.
– Тебе еще не стало дурно? – осведомился Ройс.
– Не-а.
Ройс поскреб подбородок, вздохнул, опустился на табурет и придвинул к себе тарелку. Попробовал свинину и кивнул:
– Очень неплохо.
– Спасибо, – повторила Скарлетт, но Адриан не понял, искренне или с сарказмом.
– Где находится монастырь? – спросил он.
– Она тебя отведет, – ответил Ройс.
– Эй, притормози! – Скарлетт уронила нож и хлеб и вскинула руки. – Завтрак – это одно, но у меня своя жизнь.
– Пока мы здесь, ты работаешь на нас. Считай это расплатой за то, что ты сотворила прошлой ночью с Адрианом.
– Ты не можешь так поступить!
Ройс улыбнулся и достал из сумки свернутый пергамент:
– Аморальный убийца с предписанием. Я – твой худший кошмар. Может, сделаешь это ради своего короля? Кстати, давай сразу внесем ясность. – Он ткнул острием Альверстоуна в Адриана. – Если пострадает хоть один палец на его ноге, первым делом я займусь тобой.
Они закончили завтрак, после чего Ройс и Адриан вышли на улицу, а Скарлетт занялась уборкой. Был полдень, тени уменьшились, воздух благоухал магнолиями. Возле домика Скарлетт не было двора, и ступени вели прямо к мощеной улице.
– Значит, ты хочешь снова разделиться?
Адриан не был уверен, что это хорошая идея, с учетом вчерашних событий.
– Вот. – Ройс вручил ему еще один свернутый пергамент. – У тебя есть оружие, мандат и проводник. Даже ты должен справиться.
– Я тревожусь не за себя. Это ты отправляешься в львиное логово. Если церковь пытается нас подставить, значит, в этом замешаны Пейн, Нокс и Фокс – и кто знает, сколько еще людей. Следовательно, все ставки против тебя.
– А когда было иначе? Со мной все будет в порядке.
Адриан в этом сомневался. Ройс напоминал закрытую книгу, которую обмотали цепью, заперли в сундук и выбросили в море. Однако Адриан начинал чувствовать перемены в его настроении, едва уловимые сдвиги, словно в направлении ветра. Он понятия не имел, надвигается шторм или отступает. Но знал: что-то выбило Ройса из колеи.
– Что случилось с тобой прошлой ночью, пока я вел себя глупо? – поинтересовался он.
Ройс провел ладонью по лицу:
– Я тоже проявил себя не лучшим образом. Нанес неожиданный визит в спальню дамы. Она меня застукала.
– Тебя? Каким образом?
– До сих пор не могу сообразить. Отчасти поэтому я и хочу вернуться.
Ройсу вообще не нравились привилегированные аристократы, однако было в его лице нечто такое, чего Адриан не понимал. Судя по всему, Ройс по какой-то причине решил возненавидеть леди Далгат. Адриан решил отступить.
– Ладно, пока ты будешь подкрадываться к леди Далгат, я осмотрю монастырь. Что именно мне искать?
– Не знаю. – Ройс огляделся. На противоположной стороне улицы под старым дубом стояла двухколесная телега, сквозь спицы которой проросли цветы. Скарлетт Додж жила на милой тенистой улице, что следовала изгибам невысоких холмов, видневшихся между крышами. – Есть в этом месте нечто странное.
– Ты имеешь в виду вездесущий плющ? – уточнил Адриан. – Или то, что весна не приносит новых камней?
– Что?
– Камни. Ну, знаешь, на полях.
– О чем ты?
– Каждую весну фермеры очищают поля от камней, которые появляются зимой. Мороз заставляет их подниматься на поверхность, и они губят ножи плуга. Фермеры выкапывают камни и складывают из них стены, если они не требуются для строительства домов или колодцев. Вчера я проехал мимо десятка ферм – ты тоже должен был видеть их. Им несколько веков, однако каменные стены здесь низкие и служат исключительно для украшения.
– Мягкие зимы. Морозов не бывает.
– Вероятно. А как насчет отсутствия дождей? И с каких это пор простые люди так любят своих правителей?
– Значит, ты все-таки слушал.
– Я не так глуп, как ты думаешь.
– Ты понятия не имеешь, что я думаю о твоей глупости, и честно говоря, у нас нет времени на этот разговор.
Адриан нахмурился.
– Встретимся вечером в комнате в «Колдуэллском доме», – сказал Ройс. – Я могу припоздниться, так что не жди меня. И больше не поворачивайся к ней спиной.
– К Скарлетт?
Ройс закатил глаза, вздохнул и поморщился:
– Она не симпатичная служанка. И не милая девушка.
– А мне она показалась милой.
– Разумеется. Она работала в «Алмазе». Прозвище Шпат, и миловидность – часть ее образа. Симпатичная и безобидная, танцует, поет…
– Еще и поет? – улыбнулся Адриан.
– Конечно, и показывает магические фокусы. Ее любимый – заставлять чужие монеты исчезать. Скарлетт не невинна. Она опасна, если повернуться к ней спиной, так что не поворачивайся.
Адриан вспомнил, как умело Скарлетт разделала свинину.
– И держись подальше от пастора, – добавил Ройс. – Похоже, он все-таки лгал.
– Насчет чего?
– Насчет своей безобидности.
Глава десятая
Призрак во дворе
Все слуги замка собрались в Большом зале: два дворецких, четыре горничные, два садовника, две уборщицы, три повара, молочник, четыре судомойки, кузнец, травник, винодел, красильщик, портной, скорняк, торговец тканями, модистка, писец, четыре конюха, их подручный, дровосек, дегустатор, шериф, мажордом, сборщик налогов, казначей, смотрительница гардероба, ее помощница и пристав с шестью людьми. Леди Далгат обратилась к ним и велела, чтобы человек или люди, причастные к уничтожению красок и мольберта Шервуда, вышли вперед.
Никто не вышел.
Шервуд не удивился, но его тронули эмоции в голосе леди Далгат, когда та высказывала свое требование. Она была рассержена. Возможно, гневалась, что его вещи пострадали под ее крышей. Она испытывала стыд, потому что не смогла защитить своего гостя. Однако Шервуд позволил себе слабую надежду, будто ее резкость была вызвана тем, что он ей нравился. В конце концов, леди Далгат назвала его по имени. Не слишком убедительный аргумент, но сейчас Шервуд чувствовал себя особенно уязвимым и вцепился в эту мысль, словно муравей в листочек в разгар потопа.
Утрата красок, палитры, кистей и мольберта явилась для него смертельным ударом. Их нельзя было заменить. Набор собрали поколения знаменитых мастеров, и он был совершенным. Каждый из этих художников не переносил отсутствия лучших пигментов и постоянно экономил, чтобы расширить коллекцию своих цветов. Кто-то добавил одну-другую кисть; вкладом Шервуда стало масло грецкого ореха. После его смерти набор достался бы ученику; Шервуд просто не знал, кто это будет. Но теперь передавать было нечего.
Он подсчитал, что даже если проведет остаток жизни, рисуя портреты всех существующих аристократов, ему все равно не удастся восполнить потерю. Лишившись инструментов, он даже не
