Султанов привычным взглядом окинул весь этот склад, снял с полки банки с чаем, сахаром и сухарями и громко крикнул через плечо:
– Варенье будете?
– Давай, тащи!
Достал с нижней полки небольшую банку с вишневым вареньем. Закрыл кладовую. Отнес все это к горелке. Потом совершил еще один поход в гостиную до серванта, откуда взял две большие чашки с блюдцами и маленькие ложки. Вернулся и включил газ. Подставил чайник под кран. Открыл вентиль. Из крана потекла тоненькая струйка воды.
– Удивительно, водопровод до сих пор работает.
– Ничего удивительно, мой друг, – ответил Аполлинарий Владиленович Белковский, бывший школьный учитель Султанова. – Я давно тебе говорил, что наш водопровод построен как продолжение акведуков, которые возводили еще древние колхидиане. И вода в него поступает с гор по естественным каналам, так что разрушить его практически невозможно.
Султанов покачал головой, не соглашаясь, но промолчал. Налил чайник, поставил его на газ. Сел прямо на пол.
– В другой раз я бы с вами начал спорить, но сегодня не хочу.
– Чего так?
– Кажется, они пришли.
– Кто?
– Те, кого Мария называет Защитниками.
Ибрагим Ашотович не мог видеть, как человек в инвалидной коляске улыбнулся, но он знал это. Человек в коляске не мог не улыбаться. Ведь слова Султанова означали, что он был прав в их долгом и, как ему казалось, бессмысленном споре. И Белковский действительно улыбнулся, но только слегка. Улыбка тенью скользнула по его лицу и снова исчезла за густыми сдвинутыми бровями ученого-исследователя и в складках плотно сжатых губ, которые разжались, чтобы осторожно спросить:
– И как ты понял, что это они?
– Они сами об этом сказали.
– Это хорошо.
Губы снова сомкнулись. Стали тонкими, еле заметными.
– Но только я все равно не понимаю, – воскликнул Султанов. – Как они могут помочь нам? Как они могут остановить конфликт? Ведь против них действуют такие страшные силы, такие организации, международные корпорации с огромным опытом, с безграничными возможностями. У них в руках целые армии, все СМИ под колпаком. О господи, эти СМИ! Слышали бы вы, что они говорят о нас в этом ящике, а у этих клоунов даже нет никакого оружия…
Султанов в сердцах махнул рукой, потом замолчал, подбирая слова, и наконец выдавил:
– Ведь действительно, одеты они, как клоуны какие-то! В черных кожаных штанах и старинных шлемах. Причем каких? Один – в танкистском, а другой – летном времен Великой Отечественной. А их мотоциклы! Они ревут, как дикие звери. Их слышно за версту. Нет, в это трудно поверить…
Ибрагим Ашотович замотал головой, отгоняя дурные мысли, поэтому не сразу понял смысл фразы, которую произнес Белковский:
– Просто поразительно, как иногда священные писания бывают точны в своих пророчествах и в то же время не точны в деталях!
– Что, – переспросил его хранитель музея, – что вы сказали?
– Да я все о том же, Ибрагим, – ответил Аполлинарий Владиленович, – о старинных текстах. Ты, надеюсь, не забыл, что я все-таки добрую половину своей жизни провел за изучением древних текстов и не раз говорил тебе, что степень угадывания событий в них, если, конечно, читать под определенным углом зрения, очень и очень высока.
Чайник закипел. Ибрагим с улыбкой разлил кипяток по чашкам.
– А, вы о Библии. Насколько я помню, всадников должно было быть четверо.
– Видишь, еще одна ошибка.
Султанов покачал головой:
– Честно говоря, я всегда относился к вашей теории скептически, но, наверное, это из-за того, что я не умею читать тексты под тем углом зрения, о котором вы говорите. Мне остается только поверить, ведь вы уже не раз доказывали свои слова.
Угол зрения был старой и доброй прелюдией к длинному разговору о прошлом, будущем и настоящем, за которым они часто в последнее время коротали быструю южную ночь. Если беседа затягивалась надолго, то Ибрагим предпочитал не возвращаться ночью домой – это было опасно, – а оставался ночевать у своего школьного учителя. Вот и сейчас, солнце уже практически сошло с небосклона, и они оба уже поняли, что проведут эту ночь за разговорами и уснут только под утро.
* * *Старый учитель бросил заинтересованный взгляд в окно:
– Не находишь, Ибрагим, что сегодня даже закат какой-то странный? Вот уже пятнадцать минут свет в окне не меняет своего оттенка.
Хранитель, прихлебывая чай из блюдечка, ответил:
– Да, действительно.
Он встал и, скрипя половицами, подошел к окну и выглянул, соблюдая все меры предосторожности. То, что он увидел, заставило его отшатнуться и присесть, схватившись руками за куртку.
– Этого не может быть! – прошептал он, щупая подкладку куртки. – Этого просто не может быть! – повторил он несколько раз. И повторял до тех пор, пока Белковский не преодолел на своей коляске расстояние до окна и тоже не выглянул.
Он увидел то же самое, что и Султанов, и два натовских солдата, посланные в город, и все остальные жители разрушенного приморского города, и офицеры штаба объединенных сил, и грузинские снайперы, крадущиеся в ночи, и тот, кого все называли Черным охотником, и даже моряки с проходящего в море рыболовного траулера… Свет, странное ровное свечение над темным городом, в котором легко читались строки короткого текста на неизвестном языке.
И Белковский, наверное, был единственным среди всех, кто не открыл от удивления рот, а преспокойно взял в руки карандаш и стал перерисовывать буквы текста себе в блокнот, стараясь сохранить все особенности письма и вязи шрифта.
– Что тебя удивляет, Ибрагим? – прервал он возгласы хранителя, поправляя очки на носу с горбинкой. – Ты не мог бы мне объяснить?
– Да-да, конечно, – ответил Султанов. Он, наконец, успокоился. – Только давайте отойдем от окна.
Он сделал шаг вглубь комнаты:
– Не то что свет слишком уж яркий. Просто все равно не стоит забывать о безопасности. Мы ведь все еще в зоне конфликта как-никак. Не ровен час поймаем пулю в лоб.
Они отошли от окна и снова уселись возле горелки.
– Так что же тебя удивляет? – повторил Белковский уже без привычного «Ибрагим», тем самым давая понять, что держит нить разговора в руках и не позволит собеседнику вильнуть в сторону.
Султанов опустил голову и продолжал машинально потирать рукой подкладку своей куртки.
– Текст, – наконец выговорил он. – Текст на небе точно такой же, что и на Золотом руне. И светится он точно так же, как и тогда в пещере, куда я спустился, оставив вас со сломанным позвоночником на том каменном уступе. Помните?
– Как я могу забыть это, Ибрагим! – в словах учителя проскочили грустные нотки. – Слишком большую цену мы тогда заплатили, чтобы увидеть это.
Он крутанул колеса инвалидной коляски и выехал из кухни. Отсутствовал недолго, а когда вернулся, держал в руках мензурку с жидкостью. Мензурка была закупорена пробкой. Апполинарий Владиленович открыл мензурку, и по комнате
