— Черный или с молоком? — спрашиваю, не сразу замечая, что у Никиты в руке.
Зато сразу замечаю, как ладно темно-зеленая футболка обтягивает бугристые мышцы на его плечах.
А у него в руке мое водительское, мать его, удостоверение!
— Как? Как ты это устроил, скажи? — Зачарованно смотрю на свои права, зажатые между указательным и средним пальцем в его руке. Мы же просто поговорили, но мои слова не были криком помощи, да и Леднёв ни словом не обмолвился, что собирается что-то сделать.
— Надеюсь, теперь ты простишь, что я сорвал твое свидание, — с полуулыбкой произносит он и отводит руку чуть в сторону, когда я протягиваю свою, чтобы забрать документ. — И больше не балуйся.
Не знаю, отчего сильнее радуюсь — что решилась проблема или что эту проблему решил именно Леднёв.
— Хорошо, больше не буду, — смеюсь и обнимаю его.
Обхватываю плечи, прижимаюсь в неконтролируемом порыве и понимаю, почему Ник не хотел заходить ко мне. Это самое бессмысленное, самое глупое, что можно сделать.
На людях между нами все нейтрально — никаких синусоид в поведении. Любое проявление чувств размыто присутствием посторонних, а сейчас, наедине друг с другом, малейшее движение бросается в глаза.
Видимо, Леднёв понял раньше меня, что невозмутимая беседа между нами — ложь. Вся наша дружба — лишь маска. Есть в наших отношениях кое-что незавершенное и нерешенное.
Но он об этом не спросит. А я не отвечу.
Одновременно разомкнув руки, мы расходимся в разные концы комнаты, смущенные неловкой ситуацией, близкие друг другу и чужие. Молчание, сгустившееся в комнате, давит на нас. Что-то нужно сказать, чтобы развеять его, что-то нужно сделать…
— Не переживай, это не стоило мне никаких усилий, — находится первым Леднёв.
— Усилий нет, а денег?
— Тоже нет.
— Я смотрю, у тебя неплохие связи.
— Есть немного, — снова отвечает он с полуулыбкой.
— Пойдем, — зову его к столу, — расскажешь, как понабрался.
Ник не торопится присесть на удобный диванчик, а рассматривает висящие над ним картины в стиле поп-арт.
— Ох уж это современное искусство, — иронично вздыхает, — Филя намалевал?
— Угу, — смеюсь я, разглядывая Ника, пока он разглядывает мазню Филиппа.
Как и раньше, все в его чертах дышит силой и энергией. В серо-зеленых глазах вдумчивая сосредоточенность и ясно выраженная твердость. Но есть и что-то другое. Что-то основательное, жесткое и необъяснимое возрастом.
— Я их купила у него.
— Серьезно? — удивляется он.
— На выставке. Мы тогда еще не встречались, он был женат.
— Климова, ты его у жены увела, что ли? — переводит на меня веселый взгляд.
— Блин, не знаю.
Никогда об этом не задумывалась. Помнить не помню, когда именно он развелся и почему. На кой хрен мне это знать.
— Да ну, — ухмыляется Ник и усаживается пить кофе. — С каких это пор ты стала увлекаться живописью?
— Ни с каких. Я дизайном своей квартиры увлекаюсь, а не живописью.
— Но Филя-то думает, что живописью, — смеется он.
— Филя-то да, — смеюсь и я. — А ты почему не женат до сих пор? В твоем возрасте любой нормальный мужик уже обязан иметь жену. Хотя бы бывшую.
— А ты почему не замужем?
— Мне простительно, у меня характер дурной.
— Угу, плевать на равноправие, когда охота полноправия. Тогда и мне простительно.
— С Сашенькой помирился?
— Помирился.
— Молодец, — лицемерно хвалю его, с трудом отгоняя какое-то холодное, причиняющее боль чувство.
— Что ты ему сказала? Ты же должна была как-то объяснить, что тебе сегодня мешает встретиться.
— Ничего особо объяснять не пришлось. У Филиппа тоже вдруг появились какие-то дела.
Мы продолжаем беспечный разговор, но в каждом слове, в каждом жесте я ищу образ прежнего Леднёва, так непохожего на этого чужого мужчину.
Моего. В которого была по уши влюблена.
Теперь могу точно сказать, что влюбилась с первого взгляда. А тогда… тогда это был вихрь новых незнакомых и пугающих эмоций. И растерянность, и сумасшедшее влечение, и жуткий страх…
Мной и сейчас овладевает страх, но уже другой.
***Испугавшись, я отказала Леднёву. Оттолкнула его, правда, не сразу, несмотря на обещание Тоське не морочить ему голову. Его возраст был для нас обоих словно приговор, хотя при встрече мне хотелось пищать и визжать от тайного восторга. Хотелось тискать его, обнимать, ерошить волосы, целовать шею, лицо, губы…
Мы гуляем, ходим в кино, бесстрашно шляемся ночами в парках. Подруга говорит, что я бессердечная свинья, а мне банально не хватает смелости. Кто бы мог подумать. Первый раз в жизни я никак не подберу слов, чтобы отказать парню, при этом четко понимая, что продолжения все равно не будет.
Не могу я. Не привыкла.
У меня всегда были ухажоры постарше, но чувства к этому мальчику ломают все, чем я жила раньше, мой образ мыслей, мои взгляды на жизнь. Когда я смотрю на него, кажется, в груди у меня горит обжигающий огонек, который только и ждет, чтобы превратиться в пламя.
Сравниваю Ника и Демьяна… Сравнение не в пользу Дёмы, но это угнетает еще больше.
Все две недели, пока Леднёв не уехал на сборы, я отчаянно стараюсь найти в нем что-нибудь гадкое. Что-нибудь омерзительное, что отвернет меня от него раз и навсегда. Но найти не могу. Никита парень неглупый, с ним интересно, и я даже уверена, что мы бы поладили. Я хорошо представляю нас вместе, но, к сожалению, совсем не представляю, как введу его в свой круг общения, как познакомлю с родителями. Поэтому чувствую себя в ловушке. В тупике.
Чувствую себя заложницей — воспитания, взглядов, сложившегося окружения, стремлений и стереотипов, которые въелись в меня второй натурой.
Говорят, выход всегда есть.
В моем случае — какой?
Выход из собственной жизни?
На улице давно потемнело до черноты. А мы все не можем друг от друга оторваться. В кино ходили. На ужастики. Решили нервы себе пощекотать, но свалили минут через сорок после начала сеанса, не выдержав бессмысленной мистической мути.
Мне она не слишком интересна, а Леднёву слишком интересна я.
Ему бы зажать меня где-нибудь… И еще лучше уложить в горизонтальное положение. Без одежды…
Обычно время с Никиткой пролетает незаметно, но сегодня тянется. Потому что в голове у меня только одно. Я зациклена на мысли, как сказать ему, чтобы больше не приходил.
— Следующий раз на ужасы точно не пойдем, — говорит Ник, и я цепляюсь за его слова.
— Следующего раза не будет, — тоном отметаю возможность притязания на кусок моего свободного времени.
Леднёв не дурак. Не переспрашивает, не делает вид, словно не понимает меня.
Он поворачивается так, чтобы во время разговора видеть мое лицо, и замолкает. Ждет продолжения. Моих объяснений или доводов.
Я тоже отлично вижу его лицо, подъездная площадка, на которой мы стоим, хорошо освещена. Его спокойное молчание ужасно раздражает, оно неудобное, легче было бы
