Я вынуждена буквально переступать через себя, чтобы переступить порог собственного дома. Буря чувств раздирает меня. И обида, и разочарование, и надежда. Неужели ничего нельзя изменить? Никто не знает, как этот конфликт разъедает меня изнутри. Никому я не могу объяснить, что каждая стычка с родственниками убивает частичку меня. Потому что семья — не пустой звук. Семья — это то, с чем я росла. Семья — это то, где я росла.
Семья — то, что у меня внутри.
Моя семья меня убивает…
С огромной неохотой поворачиваю ключ в замке, стараясь делать это тихо. Полька трепалась, что они с матерью собираются уехать из города на выходных. Хоть бы дома никого не было. Я быстро соберу вещи и уйду. Но мои мечты и чаяния не оправдываются.
— Настя? Что ты здесь делаешь? Что ты хотела? — глупо звучат вопросы отца, лишь подчеркивая несуразность ситуации.
Я — в свой собственный дом пробирающаяся, будто воровка.
Отец — глядящий на меня, словно я здесь никто.
— Что? Или мне уже специальное разрешение нужно, чтобы в свою квартиру войти? Если так, то вам стоит поменять замки.
Поначалу я не распознаю странный взгляд, каким он окидывает меня. Пытаюсь пошутить, но мои задетые чувства, — потоптанная матерью гордость, уязвленное самолюбие, — как фильтр, просеивают только злость.
— Кто дома? — спрашиваю, слыша шум воды в ванной.
Отец медлит с ответом, топчась в прихожей. Когда дверь в ванную распахивается и из нее выплывает полуголая девица, стыдливо завернувшаяся в полотенце, все становится предельно ясным.
— Вот это да, — стою столбом, забыв снять второй ботинок. — Полагаю, нет нужды, спрашивать, кто это.
На минуту мой родитель скрывается в спальне и что-то рявкает своей девке. Я быстро скидываю обувь и бегу в комнату. Выгребаю кое-какие оставленные вещи, стягиваю с вешалки шубу. Утрамбовываю в сумки все, что собираюсь забрать.
Черт, не могу найти золото.
— Настя…
— Где золото? — Стараюсь не смотреть на отца.
— Давай кое-что проясним, — нервно говорит он, застыв в дверях.
— Где золото? Ты не знаешь? Часы, кольца, цепочка. Что вы мне подарили. Я раньше держала все в шкатулке, а сейчас не могу найти, — говорю так быстро, что не хватает дыхания. Не даю ему сказать ни слова, потому что не хочу слушать его нелепые оправдания, пусть перед матерью оправдывается.
— Мать в сейф убрала. — Он отправляется в кабинет за моими побрякушками, а я мысленно благодарю Ника за то, что так долго не хотел выпускать меня сегодня из постели. Немногим раньше я стала бы свидетельницей отцовской измены.
От этой мысли мне хочется плеваться. Меня откровенно тошнит от этой пошлости. Нет, не от обиды за мать — от грязи и лицемерия, в которых утонуло мое семейство.
Отец возвращается и кладет на стол бархатный мешочек. Раскрыв его, обнаруживаю все то, что искала.
— Настя, ты уже взрослая, и я могу говорить откровенно…
— Ключи. Где ключи от моей машины? Я машину забираю. Покаталась Полька и хватит.
— Машина у дома, — вздохнув, отец уходит за ключами.
Я беспорядочно заталкиваю вещи в сумку и застегиваю молнию.
— Мы с твоей матерью так давно знакомы, что уже наскучили друг другу.
— Не надо. Тебе нет нужды объясняться. Я ничего не спрашиваю. Я ничего не хочу знать. Умоляю, избавь меня от этого.
— Ты не спрашиваешь, но я хочу сказать.
— Ладно. — Я бросила шубу, которую пыталась аккуратно сложить во вторую сумку, и встала, подбоченившись. — Какого черта ты ее притащил домой? Какого черта она рассекает по квартире в моем полотенце? Какого черта ты не поволок ее в гостиницу? — Мной овладевает сильное волнение. Начинают дрожать руки, и срывается голос. Наверное, так рушится привычный мир. Одно дело знать, что все плохо. Другое дело — видеть своими глазами. Почти трогать, почти прикоснуться.
— Послушай, я не собираюсь бросать вас. Не собираюсь разводиться, я никогда не оставлю твою мать.
— Ты знаешь, после увиденного меня это слабо утешает. Сколько этой девке лет? Она не старше меня, по-моему.
Молчание разоблачает отца.
— Господи, меня реально от вас тошнит. Еще меня жизни учите.
— Потому что ты еще жизни не знаешь. У тебя только мечты и идеальные представления.
— Слава богу, что они у меня вообще есть!
— Наши представления часто не имеют ничего общего с реальностью. Ты сама в этом убедилась.
— Ага, самое время пофилософствовать, — саркастически усмехаюсь я.
— Думаешь, у тебя все будет по-другому?
— Не знаю, как будет у меня, но так, как у вас, я точно не хочу.
— Ладно, — обреченно вздыхает отец, — может, когда-нибудь мы еще об этом поговорим. Не бывает только черное или белое.
— Надеюсь, что нет. Не поговорим. Поможешь сумки в машину отнести?
— Конечно.
Папа помогает мне отнести сумки. Сует их в багажник, а мне сует деньги. Сумма довольно крупная, не помню, когда у меня столько было.
— Это что?
— Деньги. Они всегда нужны. Не могу же я тебя отправить с пустыми руками.
— Правда? Ты решил обо мне позаботиться?
— Как с тобой сложно, — раздражается он, — ты во всем ищешь подвох.
— Подвох? Вы практически перестали давать мне на жизнь. Чтобы хоть как-то содержать себя, я пошла работать. И именно сегодня ты вдруг решил не отпускать меня с пустыми руками. Конечно, во всем этом нет никакого подвоха, я все придумываю. Знаешь, ты будто покупаешь мое молчание, и это противно.
— Какие глупости, — усмехается он.
— Или мать знает о твоих похождениях? Знает, — тут же отвечаю сама себе.
Знает. Именно поэтому на лице отца я не вижу сожаления. На нем можно прочитать раздражение, недовольство, но только не вину. Не сожаление.
Мой первый порыв, разумеется, швырнуть деньги папаше в лицо, но тут же в памяти всплывает недавний разговор с Никитой, и я решаю не отказывать себе в удовольствии. Деньги мне пригодятся, лишними они не бывают, а родственничкам все равно ничего не докажешь. Притушив свои взбунтовавшиеся чувства, я сую наличку в карман куртки. Отец почему-то не спешит уходить и садится в машину.
— Не думаю, что тебе стоит задерживаться. Тебя ждут, — напоминаю я, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю.
— Подождут.
— Ты оставил в нашей квартире какую-то шлюху.
— Она не воровка, можешь не беспокоиться.
— В нашей квартире. Одну. Свою шлюшку!
— Смотрю, ты решила быть предельно откровенной.
— Разве можно по-другому после увиденного? Поэтому положить меня под Дёмку для тебя вполне нормально? Ничего такого, да? Подумаешь, я не хочу. Кого это волнует!
— Настя! Никто не собирается подкладывать тебя… —
