— Значит ты наученный у нас. Чего тогда только про права узнал? Ты и про обязанности почитай, раз уж на то пошло. Обязанностей у нас куда больше, чем прав, если честно.
— Угу, почитаю.
— Еще Уголовный Кодекс у отца попроси, пора уже. — Смотрю, не ощетинится ли Макс на слово «отец».
— И попрошу. — Нет, не ощетинивается. Отвечает ворчливо, но не протестует. — И вообще мне надо еще раз с ним поговорить. А то, по-моему, меня в моих правах жестко щемят, — заявляет он горделиво и смотрит на сестру: — Ариша, хватит уже ныть? Было бы из-за чего! Из-за этого лупоглазого чудовища!
— Она не чудовище! — всхлипывает малая и снова начинает реветь.
— Да страшная же!
— Максим, перестань, она только успокоилась. — Усаживаюсь рядом и придвигаю к себе ее тарелку. — Ариша, не плачь, мы купим тебе новую куколку. Хорошо?
Моя детка кивает, размазывая слезы по щекам. Я помогаю ей избавиться от этой сырости, вытерев личико полотенцем.
— Давай я тебя покормлю.
Это Макс хочет поскорее вырасти, а Ариша любит побыть маленькой. Ей нравится, когда я или Никита кормим ее с ложки, а самая лучшая игра, это если папа пеленает ее, как младенца, и носит на руках. Мне такого большого младенца поднять тяжеловато.
Месть за оскорбление куколки случается этим же вечером.
Никита приходит домой, дети встречают его крепкими объятиями и поцелуями в щеку. Когда я это вижу, по сердцу растекается сладкое чувство, и внутри зарождается новая уверенность, что все получится.
— Ариша, ты ничего не потеряла? — Никита вытаскивает из кармана пальто потерянную куклу.
— Ого! Нашлась! — Девочка восторженно округляет глаза и прижимает игрушку к груди.
— Завалилась под сиденье.
— Боже, ты наш спаситель. Мы весь вечер слезы льем из-за этой куклы. Я даже пообещала купить новую.
— Купить новую все равно придется, раз пообещала. Как дела?
Макс, услышав вопрос отца, быстро исчезает в своей комнате.
— Я тебя поздравляю.
— С чем?
— Во-первых, тебя признали папкой. Во-вторых, твой сынок матерится, как сапожник.
— Прям уж как сапожник, — усмехается Никита.
Я коротко посвящаю нашего папу в подробности эпопеи с Гошей и психологом, но внезапно наш тихий разговор прерывается громким криком.
— Ты все-таки его выбросила! — с диким воплем вылетает Максим из комнаты.
— Кого?
— Моего монстра!
— Я его не трогала. — Теперь только понимаю, о чем он толкует.
Я сказала, что если Макс не наведет порядок, то я сделаю это сама, но тогда не исключено, что в мусор полетит что-то нужное. Вся комната завалена «Лего». Отличное увлечение, но мелкие детали валяются и на столе, и под столом, и даже в кровати под подушкой.
— Ты мне сама сказала, что все выбросишь!
— Сказала, но ничего не трогала. Мы же договорились, что ты сам с этим разберешься.
— Я же просил! Моя мама никогда бы так не сделала! — зло бросает он, а я ошеломленно замолкаю, не зная, что ответить.
Никита молча уводит мальчишку в детскую. Макс плачет, уверенный, что игрушку выбросили, папа ходит по квартире, заглядывая во все углы. Через несколько минут все выглядит так, словно мы снова затеяли ремонт. Даже мебель отодвинута от стен. Мы перетряхиваем все вещи и, ничего не найдя, решаем поставить все по местам.
— Макс! — Аринка замирает на пороге, пряча руку за спиной. — Ты дурак! На свое чудовище! Это у тебя чудовище, а моя кукла красивая! — кричит она, кидает на пол монстрика, и упавшая игрушка разлетается на отдельные детальки.
— Вот и нашелся монстр, — вздыхаю я.
Никита интересуется ужином. Обещая разогреть, иду на кухню, оставляя отца и сына наедине.
— Не плачь, — шепчет Ариша и берет меня за руку.
Я не плачу. Но откуда она знает, что мне хочется разреветься?
— Это ты взяла его игрушку? Зачем?
Ариша медлит, не решаясь признаваться, но все-таки говорит:
— Хотела, чтобы он тоже поплакал и не обзывался на мою куклу.
— Вот видишь. Ты хотела насолить ему, а поругал он меня.
— Я ничего не солила.
— Так говорят. Насолить. Сделать плохо.
Малышка мотает головой:
— Я не хотела, чтобы он ругался на тебя.
— Я знаю. Просто, когда следующий раз ты захочешь проучить брата, сначала посоветуйся со мной. А сейчас иди играй. И больше не бери его вещи без спроса.
Ариша снова кивает головой и уходит к себе.
Разогретый ужин снова остыл, а Никиты все нет. Беседует с Максом. Не знаю уж, даст ли это свои плоды, у меня в голове вообще нет мыслей, не могу прийти в себя после его слов. Значит, я ему не мама. Возможно, он никогда меня не примет. Он помнит свою родную мать, и она для него единственная.
Стоя в раздумьях у окна и вытирая слезы, которые все-таки прорвались сквозь мое железобетонное самообладание, вдруг четко ощущаю чье-то присутствие. Оборачиваюсь, думая, что это Никита, но вижу Макса.
— Прости, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, — наконец говорит он.
— Я не обижаюсь. Я немного расстроена, но не обижаюсь. — Крепко обнимаю его, и Макс, босой, уже одетый в пижаму, ответно прижимается ко мне, задерживаясь в объятиях чуть дольше, чем обычно.
Может, я ему не настоящая мама. Но настоящая мать именно так бы и сделала, хотя, признаться, мне требуется немало сил, чтобы сказать то, что я сказала и сделать то, что я сделала. Именно это значит — быть мамой. Когда нет сил или настроения, делать и говорить то, что нужно, а не то что хочется.
Не только колкие слова мальчика вывели меня из себя, а вся ситуация в целом. Не только на него все навалилось. На меня тоже. Пытаешься успеть везде и всюду. В конце концов усталость берет свое, физическая, моральная. Но надо двигаться дальше и что-то решать. Что-то делать со всеми этими проблемами.
— Уложишь меня спать?
— Зубы почистил?
— Да. Аринка уже сама легла. И зубы почистила. А папа в душе.
— Умница. Золотой ребенок. В любой непонятной ситуации сразу ложится спать.
— С завтрашнего дня пусть живет в своей комнате. — Макс забирается в постель, я укрываю его одеялом и целую в щеку. Еще один ритуал, который нельзя нарушать.
— Она же боится спать одна.
— Ничего она не боится, она давно уже привыкла. Пусть спит у себя, а то мало того, что мою комнату куклами завалила, так еще и пакостит.
— Она не специально.
— Ага, конечно. Конструктор мой сломала, учебники разрисовала…
— Хорошо. Завтра мы решим этот вопрос, обещаю.
— Я надеюсь, — как всегда ворчит.
— Спокойной ночи. Приятных тебе снов.
— И тебе, — шепчет он.
Я понимаю, что Максим не злой и не жестокий. Он просто выплескивает накопившуюся боль. С такой болью порой и взрослые не в состоянии справиться, а уж ребенок тем более. Такое поведение — как вредная
