– Ну и хватка у тебя!
Хватка у Бану и правда оказалась сильная. Когда-то она посвятила немало времени накачиванию мышц, да и сейчас иногда находила в себе силы позаниматься на старом коврике. Этот коврик, иллюстрировавший сказку о Коньке-Горбунке, был одной из тех вещей, которые раньше можно было найти в каждом доме, уже изрядно изодранный кошкой, но всё ещё пригодный для занятий гимнастикой. Такие обезличенные предметы быта имеют свойство при случайном обнаружении в доме у кого-то чужого создавать ощущение сплочённости и единства, даже некоего духовного родства, они как будто говорят: мы все из одной страны, несмотря ни на что. Увидев свой коврик у кого-то в гостях, Бану была очень растрогана и даже испытала что-то вроде ревности.
Веретено оказалось в дурацком положении (которое, надо заметить, было ему к лицу больше любого другого). Он некоторое время ждал, что Бану его сама отпустит, но ей вздумалось пошалить, и она не отпускала его. Тогда он начал вырываться силой, что выглядело со стороны совершенно нелепо: как будто слон пытается вырваться из объятий маленькой обезьянки. Ученики начали посматривать на них. Веретено скривило физиономию и выкрутило руки так, что Бану не сумела удержать его.
– Надо было мне больше есть, – кисло сказала она. Веретено оглядело её своими пронзительными глазами, словно обмерив лазерной рулеткой, и сказало:
– Нет, больше есть не надо.
Хорошее настроение Бану продлилось недолго. Когда ученики разбились на пары, Веретено, повинуясь каким-то своим непостижимым капризам, пригрозило кулаком партнёру Бану и бесцеремонно отобрало её. Но не успела Бану обрадоваться этому, не успели даже её руки впитать в себя тепло его ладоней, как в голове Веретена что-то снова повернулось, и он довольно-таки грубо отпихнул её и пригласил Эсмеральду, которая засияла так, словно на суде за воровство ей дали условный срок. Бану с трудом собрала бесформенные осколки себя, склеила их фальшивой улыбкой, похожей на предсмертную судорогу мышц лица, и мужественно протанцевала до конца урока. Веретено больше не обращало на неё внимания.
Придя домой, Бану увидела, что конфета помялась и растаяла в сумке, хотя, конечно, это не имело никакого значения. Она откусила половину – конфета оказалась наполнена ненавистной фруктовой начинкой, – а оставшуюся часть завернула в фантик и положила под подушку.
Ей действительно приснилось Веретено. Бану бродила по самому большому концертному залу города, среди зрительских мест, некоторые были заняты, но кем – она не могла разглядеть. Вдруг к ней подбежал Лопе, ещё более растрёпанный, чем обычно, и Бану, засмотревшись на то, как прыгают его кудряшки, не сразу поняла, что он ей говорил.
– Что ты здесь делаешь?! Сейчас твой выход!
– Мой выход? – обмирая, переспросила Бану.
– Ну да, сейчас же концерт по случаю свадьбы Учителя!
– Он же женат! – в панике закричала Бану. – Неужели он не знает, что «мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться»?!
– Он женится на старой богатой вдове, – безжалостно ответил Лопе. – Иди танцуй.
– Ещё чего, не буду!
– Сладкая моя, ты что, забыла про наш уговор? – Веретено возникло за её спиной. – Ты танцуешь на моей свадьбе, а я к тебе буду приходить каждый день… – Он наклонился и поцеловал Бану в шею. Бану содрогнулась всем телом и побежала на сцену, по пути пытаясь переодеться. С ужасом поняв, что костюма для выступления у неё с собой нет и времени бежать за ним тоже нет, Бану выскочила на сцену в одном белье. Танца она не помнила и пыталась импровизировать, но её ноги дрожали и подкашивались, и она валилась на холодные доски после каждого прыжка. Вглядываясь в зрительный зал, Бану заметила, что Веретено с досадой поднимается со своего места в первом ряду и уходит куда-то за кулисы.
Она нырнула вслед за ним в черноту закулисной вселенной и долго плутала в запутанных коридорах, вытянув вперёд руки в надежде наткнуться на тёплое его тело, пока не дошла до холла со стеклянными лифтами. В одном из них она и увидела своё обожаемое Веретено. Ладони Бану только успели врезаться в стекло дверей, закрывшихся прямо перед нею, и лифт унёс Веретено вниз, кажется, так низко, что он, верно, попал прямо в ад. Перед ней, как пятна света, что отпечатываются на сетчатке глаза после того, как посмотришь на что-то яркое, горели его чёрные, словно сажа, глаза. В них был призыв такой силы, что Бану, не раздумывая ни секунды, заскочила в соседний лифт и понеслась следом.
Этаж, на котором она высадилась, был просторным и стерильно-чистым, со сверкающими мраморными полами и множеством парадных лестниц, сложно сообщавшихся между собой, ограждённых металлическими перилами, которые сияли, как зеркала. Больше всего это было похоже на реально существующее фойе того самого концертного зала, с которого Бану начала свой путь. Несмотря на то что лифт спустил её вниз на много десятков метров, зал оживляли огромные окна, сквозь которые лился безликий и бесцветный дневной свет.
– Пришли посмотреть на наш эксперимент? – спросил её незаметно подошедший человек в белом халате. И вдруг из ниоткуда появилось несчётное количество существ, в которых Бану не сразу признала бывших людей. Они словно сошли с картин Босха, по пути растеряв уютный средневековый колорит и приобретя взамен него тоскливый медицинский вид. Некоторые были собраны из нескольких разных людей и в месте соединений аккуратно перевязаны ослепительно-белыми бинтами, у других неправдоподобно выворачивались конечности, словно они были кузнечиками.
– Эксперимент?! – вскричала Бану, с ужасом пытаясь найти среди этих искалеченных созданий Веретено. – Что ещё за эксперимент?
– О, мы собрали здесь всех самых порочных мужчин планеты: лжецов, предателей, мошенников и изменников, эгоистов и трусов, жадных, самовлюблённых, глупцов и грубиянов, садистов и манипуляторов. Мы пытаемся создать из них самого отвратительного мужчину на всей Земле.
– Но зачем?!
– Чтобы миллионы женщин безумно любили его безответной любовью, конечно!
Бану металась от одного жуткого существа к другому, заглядывая в их невыразительные лица, пока один из них не указал ей на лестницу. Бану проследила за уходящими вверх ступеньками и поняла, что лестница на самом деле была подножием высокого трона, упиравшегося изголовьем в изгибающееся перекрытие-оболочку. Ей не понадобилось даже напрягать глаза, чтобы понять, кто сидит на троне. Она начала взбираться по лестнице, а ступени стали вдруг невыносимо высокими, как в древних замках, они крошились прямо под её ногами, и тем не менее так сильно было её желание добраться до Веретена, что Бану на одном дыхании одолела лестницу, но, когда
