– Слава Аллаху, мама разрешила мне одеть короткую юбку, – сказала одна из них. Бану присмотрелась и узнала Зейнаб. Она напялила зелёный шёлковый костюм и была похожа на плотно пообедавшую жабу.
– Она тебе так подходит! – восхитилась Эсмеральда и чуть не заплакала от умиления.
– Джан, роднулик! – просюсюкала в ответ Зейнаб.
– На её месте я бы надела паранджу и осталась бы дома, – выразила вслух всеобщее мнение Лейла. К счастью, её не услышал никто, кроме Бану, чья голова была занята одной мыслью.
– Как думаешь, у Веретена есть право первой ночи? – пустилась она озвучивать свои нездоровые фантазии. – Представь, входит новоиспечённый муж в спальню – а там Веретено, и он бросится ниц, и скажет: о, простите меня, Великий Учитель, за то, что я, презренный, дерзнул…
– Ай, перестань! – воскликнула Лейла. – По-моему, ты преувеличиваешь! Не так уж они все ему и поклоняются.
У входа возникла какая-то суета. В туалет вбежала пожилая девушка, её так и трясло:
– У кого-нибудь есть сальсовые туфли?! Учитель сказал, что будет со мной танцевать!!! А я, дура, идиотка, не взяла туфли! Хотела взять и не взяла! У кого есть? Всё равно, пусть будут размером побольше-поменьше! А-а-а-а!!! – И она заметалась туда-сюда, как растревоженная мартышка по клетке.
– Не поклоняются, говоришь? – усмехнулась Бану.
– Вот тут чьи-то туфли! – голосом Иуды объявила Лейла и ткнула пальцем в туфли, оставленные беззаботной владелицей возле золотого дивана.
– Я их одену, а вы скажите, что я потом верну, о’кей? – Девушка лихорадочно натянула чужую обувь, которая пришлась ей впору, и убежала.
– Я смотрю, ты хорошо умеешь распоряжаться чужими вещами, – удивлённо заметила Бану.
– Подожди, сейчас будет весело.
Из кабинки вышла Чинара (практически в чём мать родила, если не считать тонкой полоски блестящей ткани, прикрывающей грудь и немного ягодицы) и подошла к дивану. Наклонилась и с негодованием закричала:
– Кто поимел мои туфли?!
Бану с Лейлой забежали вдвоём в одну кабинку и там согнулись от хохота.
– Она изъясняется как герои фильмов Тарантино! – Бану вытерла слезящиеся глаза рукой.
– Пошли, посмотрим, что дальше будет. Что за свадьба без скандала?
Ругань Чинары удалялась и постепенно растворилась в шуме свадьбы. Девушки вошли в зал как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как она отдирает от Учителя его партнёршу и выговаривает ей за воровство. Веретено подумало, что они ругаются из-за него, и тихонько отошло в сторону: он любил становиться перезрелым яблочком раздора, но скандалов не выносил. Женская ругань вводила его в состояние кататонического ступора. Спасаясь от перебранки, он подошёл к Бану и протянул ей руку. Бану скинула свои туфли на высоком каблуке, став Учителю ростом до плеча, и вручила их Лейле:
– Никому не отдавай. – И пошла танцевать с ним босая. Веретено взглянуло на неё и промолвило:
– Так вот ты, оказывается, какая маленькая. А притворялась высокой. – И Бану вдруг вспомнила, что на одном из уроков, когда Веретено ещё не знало её имени, он велел долговязому ученику взять её в партнёрши со словами: «Ты танцуй с этой высокой девушкой», – и Бану была поражена до глубины души, потому что её нельзя было назвать даже девушкой среднего роста, даже с натяжкой. С такой откровенной, наглой и бессмысленной лестью ей ещё не доводилось сталкиваться, и она подумала: а что, если в глазах Веретена она и правда выглядела высокой?
Бану было немного неудобно на поворотах, но пол был скользкий, музыка – медленная, а Веретено – заботливое, поэтому всё обошлось благополучно. После танца её пятки стали чёрными, словно она босиком прогулялась по угольной шахте.
– Ну что, больше не будешь сидеть с недовольным сифятом? – спросила Лейла.
– Буду. А что случилось? Он просто потанцевал со мной.
– Когда он просто танцевал с другими, у тебя реакция была такая, как будто ты их на сеновале голыми застукала.
Бану не ответила: она смотрела на Веретено, танцевавшее с Зейнаб бачату, и вид у Зейнаб был такой довольный, как если бы ей подарили волшебный горшок с бесконечным запасом жирного хаша.
– Она улыбается ему так, как будто он – жареная баранья нога. – Лейла словно прочла её мысли.
– Вот за это, Лейлуша, я тебя и люблю. Пошли отсюда, смотреть противно. – Бану снова почувствовала себя опечаленной.
Как и все прочие мероприятия, свадьба не оправдывала её ожиданий. Разок она даже заглянула на кухню, где никто не обратил на неё внимания и всё было белым и серебряным, помечтала немного о том, как затаскивает Веретено в кладовку и душит его поцелуями, хотя, наверное, такого, как он, логичнее было бы вообразить в большой духовке, с яблоком во рту. Она немного поковыряла ложкой сытный белоснежный торт, бросила его, так и не дождавшись чая, который официанты разносили рандомно, видимо, разыгрывая его между гостями в рулетку. Наконец настал момент, которого больше всего ждали незамужние девицы. Невеста собралась кидать букет. Бану нехотя поднялась со своего места и составила компанию этой толпе, потому что не хотела показаться невежливой.
Прямо перед ней скакал на месте от нетерпения какой-то страшный парень, которого, видимо, никто не хотел брать. Девушки искоса поглядывали на него с плохо скрываемой ненавистью. Когда Айша кинула букет, этот парень подпрыгнул, как блоха, выше своего роста, отбил букет головой, и тот прилетел прямо в руки ничего такого не ожидавшей Бану. Она машинально опустила голову и посмотрела на белые розы. Перед ней, словно росток волшебных бобов из-под земли, выскочило Веретено и торжествующе загудело:
– Ага! Я же говорил, ты следующая!
Бану провела рукой по крепким бутонам. Ей никогда не нравились белые розы. От её прикосновения цветы вдруг, не раскрывшись, пожелтели, скукожились и стали хрустящими, как старые газетные листы. Никто, кроме Веретена, не видел этого, а по его выражению лица было не понять, что он думает о такой странной метаморфозе. Он даже не выглядел удивлённым. Бану сунула ему в руки засохший букет и, взяв сумочку, отправилась домой.
На следующий день она вышла из дома в десять утра и начала охоту на продавца цветов – этот человек с руками, в которых едва умещались пышные пучки мелких роз, прогуливался по двум центральным улицам. О том, что он где-то неподалёку, можно было догадаться по богатому розовому запаху, который расползался во все стороны на большой радиус. Когда Бану нашла продавца, они долго торговались, и наконец со словами: «За сколько сам купил, за столько тебе отдаю» – он вручил ей ни во что не завёрнутый букет, который топорщил острые, как копья, шипы. Бану взяла цветы, не обращая внимания на кровоточащие пальцы, в которые розы вонзили свои колючки с отчаянием попавшего в капкан животного, и поспешила домой. Но до дома цветы не
