– Мне здесь нравится. – Тиберик догрыз яблоко, вырвал руку и побежал, выбросил огрызок в урну. – Ниат директор добрый. Мне нравится, что я буду уметь читать. Алечка пыталась мне буквы показывать, но у нее не получалось так хорошо, как у фьера Риззо… Скажите, ниат Эльдор, а мне можно будет на зимние каникулы к вам домой приехать?
– А тебе уже и про каникулы рассказали?
– Конечно, как же без этого. Так можно? – И с такой мольбой заглянул в глаза, что Мариусу стало больно и горько. Пообещать? Но кто знает, чем закончится все, во что он ввязывается?
А потом мысленно махнул рукой.
Если он проиграет… Если его убьют… К чему об этом думать маленькому Тиберику? Пусть верит в то, что все будет хорошо. Пусть живет мыслями о том, как снова встретит Марго и будет сидеть на стуле, болтать ногами, а старая нянька поставит на стол тарелку с румяными пирожками.
– Ну разумеется, можно, – сказал Мариус, – я буду тебя ждать. И Алечка будет тебя ждать. Мы все… будем.
– Я нарисую вам рисунки, – серьезно объявил Тиберик, – и подарю, как приеду на каникулы. А еще нас научили делать коробочки из картона. Ниат Эльдор, я вам сделаю таких двадцать коробочек, и вы туда будете складывать грифели и перья.
– Это было бы здорово.
А сам снова подумал, какой сукой оказалась его бывшая женушка. И то, что, выходя ночью из спальни, он застал ее на пороге пьяной и растирающей по покрасневшему лицу слезы, не трогало ни капли. Он ее тогда взял под руку и отволок вниз, к гостям, чтобы передать новому мужу. Надо сказать, благоверный был не в восторге и постарался поскорее удалиться с бала.
Мариус полез в карман, достал два больших круглых леденца и протянул их Тиберику:
– Держи.
– Спасибо.
Смотреть в сияющие глазенки было просто невозможно, Мариус понял, что у самого в глазах все подозрительно расплывается.
– Старайся здесь, Тиб, – сказал он торопливо. – И знаешь, если со мной что-то случится, держись поближе к ниату директору. Он поможет.
– А что может случиться?
Мариус скрипнул зубами. Вдаваться в объяснения не хотелось, но, но…
– Все, что угодно. Понимаешь ли, человеческое тело очень хрупкое. Ты, кстати, тоже постарайся об этом помнить.
– Ничего с вами не случится, – уверенно объявил Тиберик, – я точно знаю. Я буду по вас скучать, ниат Эльдор, приезжайте ко мне. И Алечку берите. Я вас всех очень люблю.
– Я тебя тоже люблю, маленький.
Он все-таки подхватил Тиба на руки, прижал к себе, уткнулся носом в шею, вдыхая совершенно детский и чистый запах и глубоко в душе недоумевая, как он сам настолько глубоко привязался к малышу.
– И мы поедем в Роутон, на каникулах. Пойдем в кофейню, купим тебе пряник-лошадку.
– И Алечку с собой возьмем?
– Конечно, возьмем. И ей лошадку купим.
– А она еще прошлую не съела… Я видел, что она ее завернула и хранит у себя.
– Ну, раз она не ест лошадок, купим ей просто пирожных. Корзиночек с кремом.
– Если вы ей скажете, она съест и лошадку. – Тиб довольно улыбался, шагая рядом. Он крепко держал Мариуса за руку. – Она вас послушает. Вас нельзя не слушать.
А Мариусу было тепло и хорошо, как будто внутри все ярче разгоралось крошечное солнце. Его личное солнце, не зависящее ни от кого.
– Я не хочу ее заставлять, Тиб. Я хочу, чтобы она сама решила.
– Алечка никогда не решится.
– А вдруг?..
Он покинул школу, чувствуя себя совершенно несобранным, растрепанным и почти счастливым. До визита к Магистру оставалось два часа, и Мариус решил провести их с пользой. Ему совершенно не хотелось думать о том, что скоро, очень скоро придется сидеть в кабинете Магистра и выслушивать – что? Очередную ложь? Мариус даже предположить не мог, что будет говорить тот, кого он всю сознательную жизнь почитал как родного отца. И ему не хотелось об этом думать, он отогнал мрачные мысли. Хотелось думать про синюю птичку, запертую дома. Про то, что вечером они обязательно увидятся, и она снова будет отчаянно краснеть и опускать глаза, а он будет изо всех сил пытаться сдержаться, чтобы не спугнуть ее. Она ведь боится, до сих пор боится – и в этом нет ровным счетом ничего странного, учитывая обстоятельства их знакомства.
Но дело шло к обеду, а там и до встречи с Магистром оставалось недолго. Мариус брел пешком от школы Фирса к главной резиденции Святого Надзора, мимоходом отмечая, как полысели макушки золотых кленов, а солнце отражается в витражах храма Прибежища Пастыря. Под ногами шелестели опавшие листья, в отдалении цокали подковы по каменной мостовой, скрипели повозки, покрикивали возницы. Как-то получилось, что он свернул в довольно тихий переулок и пошел вдоль ряда лавок с широкими окнами, где был выставлен товар.
Товар по большей части мог привлечь женскую половину человечества, и Мариус вдруг решил, что он мог бы что-нибудь купить Алайне. Что-нибудь такое, особенное, что могло бы ее заинтересовать. И хватило одного воспоминания о графитово-серых глазах, в глубине которых отблески внутреннего света, чтобы ноги сами понесли в ближайший магазин.
Это оказалась лавка сладостей. Пропахшая шоколадом, ванилью, корицей, с конфетами в вазочках под стеклом, с разноцветными леденцами в больших банках, с нежно-кремовыми бархатными портьерами и молоденькой продавщицей в темно-коричневом, цвета крепкого кофе, платье.
Мариус даже остановился в растерянности. Он уже и забыл, когда в последний раз что-либо покупал в подобных местах. По большей части, пока жил при резиденции Надзора, ему и так все приносили, но это были отнюдь не сладости. А так-то Марго и Робин ездили за покупками.
Потом он все же шагнул ближе к прилавку и принялся рассматривать конфеты, выставленные на стеллажах. Продавщица заулыбалась, смешно выкатывая рыбьи глаза, и подплыла ближе.
– Чем могу помочь, благородный ниат?
– Можете, да, – пробормотал Мариус, теряясь в бесконечных коробочках, украшенных золотой и серебряной фольгой, сушеными кружками лимонов, веточками шиповника и лаванды.
– Мне нужен подарок для юной ниаты, самый изысканный, самый вкусный.
– Какие сорта шоколада предпочитает ниата?
Вопрос поставил Мариуса в тупик. Он понятия не имел, что любит или не любит Алайна, а выяснить как-то не случилось.
– Элитный горький, – осторожно подсказала продавщица.
– Нет, точно не горький.
«Ей и без того бывало горько», – подумал про себя.
– Что-нибудь послаще, но чтоб изысканно.
Девушка поднялась по маленькой лесенке и сняла с полки несколько небольших, размером с ладонь, коробочек. Быстро расставила их на прилавке, аккуратно открыла, и Мариус понял, что безнадежно отстал от жизни – по крайней мере, от этой ее стороны.
Перед ним как будто открыли сундучки с сокровищами. В аккуратных гнездышках из золоченой бумаги лежали шоколадные конфеты такой мудреной формы, что у него самого никогда не хватило бы фантазии сделать что-либо подобное. Спирали, рюшечки, шарики, звездочки из шоколада разных оттенков украшали каждую конфету. Кое-где шоколад блестел, как будто покрытый позолотой, а кое-где словно был только что вылит из меди.
– Красиво, – невольно сказал он.
– Внутри дробленый
