— О, Господи… — Надя пробежала глазами по залу: место любвеобильной хозяйки пустовало, и среди гостей ее монументальная фигура не маячит.
Оценив ситуацию, Надя торопливо сунула Вадику остатки содовой и сорвалась с места. Вдруг супруга магната решит, что за столь щедрый гонорар полагается не только вальс? И что еще хуже: вдруг Платон, напитанный эндорфинами после выступления, не станет ей отказывать? Конечно, насколько Надя могла судить о вкусах Платона, хозяйка банкета под них не подпадала, но кто знает? Последний месяц Надя не заставала около своего подопечного ни одну девицу, а для него это — суровый срок. Вдруг сорвется? Это же будет смерти подобно! Репутация музыкального жиголо вмиг разлетится среди светских львиц! Позора потом не оберешься!
Лавируя между официантами, она неслась к гримеркам так быстро, как только ей позволяли каблуки и узкий мокрый подол. Чуть не сбила с ног оперную диву, споткнулась о провода, но все же добралась до нужной каморки вовремя. Влетела, тяжело дыша, и обнаружила Платона, забившегося в угол диванчика, а рядом — разгоряченную жену нефтяника.
Увидев Надю, Платон сделал страшное лицо, бешено завращал глазами и незаметно чиркнул левой рукой по горлу.
— Простите… Пожалуйста… — Надя медленно выдохнула, приводя пульс в нормальный ритм. — Платону надо переодеться…
— А я как раз предлагала ему задержаться на банкете… — промурлыкала дама, облизывая и без того влажные губы. — Несколько гостей не пришли, и у нас найдется свободный столик…
— Я бы с удовольствием, — Платон вжался в подлокотник, отползая от удушливого гостеприимства, как можно дальше. — Но я не ем после шести.
— А вот это видно! — плотоядно улыбнулась хозяйка и цапнула когтистой рукой бицепс Платона прямо через ткань смокинга. — Одни мускулы. Вы, наверное, постоянно тренируетесь.
— Да, он очень следит за режимом и питанием, это часть его работы, — вмешалась Надя, пока дама не оседлала Платона прямо у нее на глазах. — Вас, кажется, искала дочь, там какие-то накладки с горячим…
— Вот ничего без меня не могут, — разочарованно протянула хозяйка. — Только о себе и думают…
— Ну, это все-таки ее свадьба, — пожала плечами Надя. — Но если хотите, я скажу, что вы заняты…
Это был, разумеется, блеф, но Платон его распознать не смог. Перепугался, бедолага так, что Наде показалось, у него глаза вот-вот выскочат из орбит, а изо рта вырвется не подобающий половозрелому мужчине писк.
— Ладно уж, я разберусь, — хозяйка охнула и грузно поднялась, заставив диван жалобно всхлипнуть. — Но вы уж меня дождитесь… Я скоро освобожусь.
И, отправив напоследок Платону многозначительный взгляд, дама, наконец, удалилась.
— Ты смерти моей хочешь?! — взвился Платон, когда дверь гримерки захлопнулась. — До она… Она же чуть меня не съела!
— Не думаю, — Надя впервые видела своего друга таким всполошенным и не могла не признать, что зрелище это довольно забавное. — Во-первых, закуски сытные, во-вторых, не похожа она на каннибала.
— Ха-ха! — Платон хлопнул себя по коленям. — Смешно ей! Я что, по-твоему, товар какой-то? Или она тебе доплатила за спецтариф? Кошмар! — его передернуло. — Такое ощущение, что меня чуть не изнасиловали.
— Ты бы мог отбиваться виолончелью… — Надя с трудом сдерживала смех.
— Конечно, у тебя-то настроение прекрасное! — Платон вскочил с дивана. — Стояла там, значит, вертела хвостом перед каким-то левым парнем…
— Я?! — возмутилась Надя. — Ничем я не вертела!
— Ага, а то я не видел, как он хватал тебя за ляжки! — Платон победоносно ткнул пальцем в мокрое пятно на ее платье. — Что, думала, я не видел? Бросила меня на растерзание, а сама личную жизнь решила устроить!
— Конечно, это же только тебе можно!
Вообще-то Наде было стыдно за то, что из-за ее невнимательности на честь Платона посягнули, но вот так обвинять ее тоже было несправедливо. И, главное, кто ее упрекал? Уж не главный ли кобель струнного цеха? Сколько раз из-за его похождений под угрозой срыва оказывались концерты и репетиции?
— То есть ты признаешься, да? — Платон презрительно усмехнулся. — А я еще ради тебя на эту свадьбу согласился… Черная неблагодарность, вот что это такое!
— Я работала! — выпалила Надя первое, что пришло в голову.
— С фотографом? — Платон с видом дознавателя скрестил руки на груди.
— Да… Да! Именно так! Он — крутой спец, на такие свадьбы других и не зовут. А тебе мы как раз сайт собирались делать, вот я и подумала…
— А лапал он тебя в качестве предоплаты?
— Ну, знаешь! — Надя фыркнула. — Не надо всех судить по себе! Я просто пролила газировку, а он — вытер… Короче, я с ним общалась по делу, ясно?
— И сколько он берет в час? Где у него студия? — Платону не хватало только яркой лампы, чтобы ее светом слепить Надю в паузы между вопросами. — Как называется?
— А это… Это… — Надя попятилась. — Это я еще не успела выяснить, потому что прибежала тебя спасать. Сам-то ты у нас женщинам отказывать не умеешь!
— О! И я еще виноват! — Платон возвел глаза к потолку, как заправский великомученик. — Грандиозно! В общем, мы уходим. Прямо сейчас. Потому что ты как хочешь, а я с этой… — он кивнул на дверь, — с этой мадам Грицацуевой больше встречаться не собираюсь. Ни-ког-да!
— Мы не уходим, — Надя упрямо уперла руки в боки. — Потому что я еще не со всеми познакомилась. Нам нужна та, с сопрано… Ларионова, да. Хочу организовать вам дуэт.
— Найдешь ее в Интернете, какие проблемы! — Платон схватился за чехол с инструментом. — Надо делать ноги, пока за мной не пришли.
— Пересидишь в чужой гримерке, ничего с тобой не случится, — Надя вырвала виолончель из его рук, зная, что без нее Платон никуда не уйдет. — Пойдем, я тебя спрячу.
Платон еще бурчал что-то у Нади за спиной, но по интонациям было понятно, что он смирился с участью. Надя и сама не хотела его подставлять под удар, впрочем, глупо было бы упускать такую возможность завязать связи из-за одной-единственной женщины с непомерными аппетитами.
В качестве укрытия Надя выбрала гримерку через две двери, самую дальнюю. Решила убить двух зайцев одним махом: именно там разместились оперные певицы, и потому Надя могла заодно познакомиться с Ларионовой лично и в качестве главного козыря продемонстрировать ей Платона. Ни одна женщина, какой бы звездой оперы она ни была, не смогла бы устоять перед его обаянием. Даже когда он ворчал и бубнил.
— Простите! — Надя деликатно постучала и заглянула внутрь. — Можно мы тут у вас временно посидим? У нас кондиционер сломался, стоит на максимуме и не выключается… Как бы не простыть!
Для любого вокалиста простуда была страшнейшим из всех зол, и потому Надя выбрала именно эту отговорку. Если Платон смертельно боялся разбить или уронить виолончель, то певцы всегда переживали за горло. Потому что это у простых мирян грипп заканчивается вместе с кашлем, оперные же вынуждены еще долго
