Платон потянулся было к жене, чтобы нежно клюнуть ее в висок и поправить выбившуюся от ветра прядь, но Надя уже заметила у входа в музыкалку Левиного педагога, и ноздри ее хищно затрепетали, а в глазах появился лихорадочный блеск. Благослови Господь этого престарелого пианиста!
— Вон он! — Надя сорвалась с места и решительно затопала по брусчатке.
Беременность сделала ее походку неуклюжей, но Платон все равно не мог отвести взгляд от супруги. Он до сих пор не верил, что судьба подарила эту удивительную женщину именно ему. Ни в ком другом Платон не видел столько огня и страсти. Иногда Платон думал, что родись Надя в другую эпоху, то непременно стала бы воином. Валькирия, истинная валькирия! Говорят, жене положено рядом с мужем чувствовать себя, как за каменной стеной, но у Платона все было наоборот. Он знал, что пока Надя рядом, ни ему, ни его семье ничего не угрожает.
— …Лев разучил четыре этюда, и два из них из программы следующего года! — ветер донес до Платона звонкий Надин голос. Ее локоны развевались на ветру, длинная юбка трепетала, обвивая изящные лодыжки, и у Платона мурашки побежали от внезапного возбуждения. Ох, если бы не беременность…
— Папа, помоги сделать тортик! — маленькая Сашенька дернула Платона за штанину.
— Что-что? — рассеянно моргнул он. — Какой тортик, детка, мы же на улице!
— Из песка, конечно! — нахмурилась пятилетняя девочка и скрестила руки на груди. В такие моменты она ужасно напоминала Платону Надю. Ну разве он мог ей отказать?
— Для тебя, моя принцесса, все, что угодно, — Платон схватил дочь под мышку и понес к песочнице.
— Ты всегда был подкаблучником, — раздался у него за спиной ехидный голос Заславцева.
Платон поставил Сашу и резко обернулся.
— Я могу хоть день тебя не видеть? — и он окинул Игоря презрительным взглядом.
— Думаешь, мне твоя кислая физиономия доставляет удовольствие? — фыркнул тот. — Просто Надя просила приехать на фотосессию в парк, ты ведь не забыл?
Платон с трудом сдержался, чтобы не выругаться в присутствии детей. Он и правда забыл, но ежа готов был съесть, лишь бы Игорь об этом не догадался. Они только записали новый диск, и теперь Надя хотела сделать для него стильную обложку, а в студии ей было слишком душно, и она вызвала фотографа в парк.
— Нет, конечно, — Платон сверился с часами. — Просто ты слишком рано…
— Хотел повидаться с крестницей. Или это запрещено? — Игорь присел перед Сашей на корточки и протянул ей длинный серебристый футляр.
— Что там, что там?! — запрыгала от нетерпения дочка Платона.
— Флейта, — улыбнулся Игорь. — Точнее, блок-флейта. Мама говорит, в следующем году ты тоже пойдешь в музыкальную школу, и я уже нашел для тебя самую лучшую учительницу.
— Какая красивая… — выдохнула Сашенька, завороженно изучая инструмент.
— Мы еще ничего толком не решили насчет духового отделения, — насупился Платон. — Я вот склоняюсь к скрипке.
— А Надя — к флейте, — Игорь выпрямился и понизил голос, чтобы девочка его не расслышала. — Саша — аллергик, а духовые — лучшая профилактика бронхиальной астмы.
— Мне Надя ничего подобного не говорила, — процедил Платон, не переставая улыбаться дочери.
— Наверняка говорила, — уперся Игорь. — Просто ты был так занят, пичкая ее очередным ребенком, что ничего не слышал.
— Ах, ты… — задохнулся от возмущения Платон, но договорить не смог: двухлетний Матвей, который все это время дремал в прогулочной коляске под лиственницей, проснулся и жалобно заканючил.
— Все в порядке, я его возьму, — Игорь, чтоб его, первым подскочил к коляске и наклонился над пока еще младшим из Барабашей.
— Еще чего! — Платон тут же оттеснил шустрого коллегу. — Это мой ребенок, я и сам могу…
— Не знаю, не знаю, что ты там можешь, — шепнул Игорь. — У тебя вон Леву на конкурс этюдов не взяли…
— Когда это Надя тебе рассказала?! — Платон отшатнулся.
— Вчера вечером, мы созванивались, — Игорь надменно вскинул бровь. — Сказала бы раньше, я бы поднял связи… — и, не дав Платону и слова вставить, он тут же снова склонился над коляской. — Ну, ты чего раскис, дружище? Смотри, что я тебе принес!
Мало ему было флейты: этот чертов фокусник извлек из внутреннего кармана яркую машинку.
— Нажимаешь на капот — и она играет Моцарта, — продемонстрировал Игорь.
Машинка и правда заиграла маленькую ночную серенаду. Платон и хотел бы придраться, но дурацкая игрушка не издавала ни единого фальшивого звука. Матвея, впрочем, музыка особо не занимала. Он вылез из коляски, оглядел подарок со всех сторон, а потом метко зашвырнул его в кусты и потопал к сестре в песочницу. Платон возликовал: хоть один из его детей пошел в него и почувствовал, что от Игоря лучше ничего не брать. Жаль только, к музыке Матвей был совершенно не расположен и не признавал даже колыбельных. Что ж, консерватория не обеднеет, если туда отдадут не все юное поколение Барабашей.
— Надо же… — Игорь расстроено посмотрел малышу вслед. — А продавец уверял, что мальчики будут от этой машинки в восторге…
— Да ты не расстраивайся, — Платон хлопнул заклятого партнера по спине, не так, правда, слабо, как того требовали приличия, но и не так сильно, как хотелось бы. — Она почти новая. Заведешь своих детей и подаришь им.
Но Игорь уже не слушал Платона: к ним приближалась Надя. И улыбалась она так, как улыбалась лишь в одном случае: когда побеждала.
— Двадцатого у Левы конкурс этюдов, — сообщила она, сияя. — О, Игорь, ты уже приехал!
— Куда же без него, — пробормотал Платон себе под нос и приобнял любимую, чтобы Заславцев не забыл, кого она выбрала.
— Чудесно выглядишь, — Игорь галантно поцеловал Надину руку, и Платону смертельно захотелось достать из коляски упаковку влажных салфеток и стереть место наглого и вредоносного поцелуя. Мало ли, каких бактерий нахватался этот прощелыга! — Хотя ты, наверное, целыми днями слушаешь комплименты поклонников.
— Ну да, ну да, — скептически скривилась Надя. — Кому я нужна с четырьмя детьми? — и она погладила тяжелый живот.
— А вот это ты зря! — со всей серьезностью возразил Заславцев. — На тебе, Наденька, я бы женился и с пятью. Ну, если вдруг Платон не выдержит и сбежит.
— Еще чего! — возмутился Платон. — Губу закатай!
— Мальчики, не ссорьтесь, — Надя погладила мужа по щеке и положила голову ему на плечо. — Игорь просто шутит… Сейчас Римма Ильинична заберет Леву с сольфеджио, закончим с фотосессией и поедем дом… Ой!
— Что?! — испугался Платон, почувствовав, как напряглось ее тело.
Отвечать Наде не пришлось: послышался тихий хлопок, — и у ее туфель образовалась лужа. Платон уже мог бы привыкнуть к родам, на последних двух он даже присутствовал, но ребра сдавило паникой, а перед глазами заметались черные мушки.
— Я говорил, надо было сидеть дома! И что теперь? Скорую? — засуетился он. — Так, ты присядь, я сбегаю за Левой
