На справедливо возникшие вопросы седовласый норжец хитро улыбнулся и ответил, что «посидел за картой и кое-что прикинул». И вот теперь, после всех своих прикидок, после прибытия в Асанью и размещения в лучшем отеле из оставшихся, Бьорсон только и делал, что сидел в баре и жрал выпивку в компании сползшихся со всей Асаньи сотрудников второсортных джирапозских газет и младших офицеров Республиканской Милиции. На все Ольгины призывы поехать наконец на линию фронта Бьорсон отвечал, что ещё не время и нужно как следует осмотреться. Осматривание (в основном, ассортимента выпивки в баре) проходило уже месяц. Ольге, чтобы не задушить проклятого норжца собственной бородой, приходилось чем-то себя занимать, и поэтому большую часть свободного времени девушка проводила на улицах и крышах разрушенного города с фотокамерой наперевес.

Где-то за дворцом залаяла собака, прогрохотал по улице старенький М-4, прозванный военными острословами «бойцовым индюком» за уродливые щитки, приваренные на механические ноги для защиты идущей за шагоходом пехоты. Двухместный шагоход был изготовлен в Праме не меньше десяти лет назад, но до сих пор был грозной боевой единицей, особенно в городской застройке, где шагающая машина легко заходила в тыл неповоротливым панцерам(4). Ольга видела фотографии с результатами работы бронебойных 70-мм пушек, установленных по бокам корпуса «бойцового индюка». Результаты впечатляли. Для работы против пехоты и легко бронированных машин, М-4 располагал спаренным крупнокалиберным пулеметом, которым в минуту опасности управлял второй пилот шагохода. Пулемет, кстати, неплохо работал и против авиации, что уже успели почувствовать на своей шкуре вояки противника. Сейчас пулемет, установленный над кабиной пилота, был мирно задран в зенит, а значит, никакой опасности в ближайшее время ничто не предвещало – система воздушной тревоги у защитников города была устроено хорошо. Секунду подумав, Ольга вскинула фотоаппарат и сделала несколько снимков шагохода на фоне израненного дворцового мрамора. На восьмом снимке мрамор начал желтеть, это означало, что пора менять балкон.

Вот уже три дня Ольга была одержима идеей сфотографировать закат над Асаньей. Закатное солнце делало израненный войной город ещё более больным, окрашивая мраморные стены и крыши домов в бледно-желтый цвет. Так желтеет кровь на гимнастёрках убитых солдат, которые, даже не стирая, передают молодняку из Республиканской Милиции. Желтый город под алым небом. Город, утративший белизну своих мраморных зданий, город, где каждый день льется кровь от бомбардировок и артиллерийских обстрелов противника. Город, утративший невинность. Художник, нарисовавший такое, имел все шансы стать знаменитым. Но Ольга не была художником, да и известности не желала. Сегодня у неё был только фотоаппарат и тяга к красоте. Оставалось поймать нужный ракурс.

Правильное место для съемки Ольга присмотрела ещё три дня назад. Балкон их с Бьорсоном номера идеально подходил для любования закатом, для этого он, собственно, и был создан проектировавшим отель архитектором. Быстрым шагом она прошла через весь пятый этаж отеля, пока не достигла дверей номера. Быстрым движением руки вставила ключ в скважину, повернула. Во всех трех комнатах номера было пусто. Снорри, скорее всего, сидел в баре, «собирал информацию». Ольга заняла давно подготовленную позицию и принялась наблюдать.

Западную часть Асаньи занимал порт и примкнувшие к нему бедные кварталы, населенные работниками этого самого порта. Небогатые домишки с крытыми чем попало крышами – классика припортового района. К северу от порта располагалась изящная набережная с белоснежными особняками, имеющими собственные причалы для выхода к морю. Обитателей северной набережной соединяла с центром Окружная улица, застроенная по обе стороны исключительно респектабельными особняками, церквями и дорогими общественными зданиями. Одно из таких зданий и интересовало Ольгу. Штаб Западного Флота Республики, или Адмиралтейство, как он назывался в прежние времена, был не менее прекрасен, чем губернаторский дворец, и тоже искалечен боями. Флотские офицеры и примкнувшие к ним матросы дрались так же отчаянно, как и их сухопутные собратья из губернаторских казарм. Командующему лояльными Республике войсками пришлось подтянуть артиллерию, сухопутную и корабельную. Теперь огромные пробоины в изящных колоннах, поломанные статуи и сколотые портики превращали Адмиралтейство в идеальную фактуру для съемки.

Ольга взяла фотокамеру наизготовку. Огромное солнце медленно клонилось к линии горизонта, становясь всё краснее. Ольга замерла, выжидая момент.

Скрипнула дверь номера. По тяжелым шагам за спиной Ольга поняла, что Бьорсон вернулся, но никак не отреагировала на его приход. Солнце было важнее. Уже три дня у нее не получалось поймать нужный момент, сегодня она это сделает.

Расколотый мрамор Адмиралтейства из желтого стал оранжевым. Нависшее над морем солнце обрело цвет хлещущей из артерии крови.

Шаги замерли прямо за спиной Ольги. Она слышала тяжелое дыхание Бьорсона, тот стоял молча, не произнося ни слова.

Вот и хорошо, помолчи ещё чуть-чуть, не отвлекай…

Ольга навела камеру так, что в объектив попало всё: кровавый сгусток солнца, море, ряд хибар, притулившихся к зданию порта, пожелтевший под лучами солнца мраморный скелет Адмиралтейства…

Щелчок. Потом ещё один и ещё. В фотокамере сегодня вдоволь плёнки.

Ольга снимала почти полчаса, успев дважды поменять плёнку в камере. Всё это время Бъорсон стоял за её спиной, ничем, кроме тяжелого дыхания, не обозначая своё присутствие.

– Зачем? – спросил он, когда Ольга закончила и обернулась к нему, – сочетание цветов действительно восхитительно, но «Карризо» (5) – это «Карризо», – он кивнул на Ольгину фотокамеру и ехидно улыбнулся, – планируешь раскрашивать сама?

– Сама. А что, есть другие варианты?

Бьорсон недоверчиво хмыкнул. В эту игру они играли уже давно. Снорри прекрасно понимал, что Цветана (так назвала себя Ольга при встрече) не та, за кого себя выдаёт, и пытался вытащить девушку на откровенный разговор. Ольга отмалчивалась, хамила или небрежно врала. Последнее, что нужно было ей в этой жизни, – это разговор по душам с престарелым алкоголиком.

– Тогда тебе проще поставить мольберт перед окном, девочка. Если ты сможешь вот так, - он кивнул в сторону горизонта, – разрисовать свои фотографии, тебе стоит задуматься о карьере художника.

Ничего раскрашивать Ольга, конечно же, не собиралась. Не зря она потратила почти месяц, вникая в ремесло фотографа. В Доррадо она модернизировала пленку и объектив купленного фотоаппарата так, чтобы он производил цветные снимки. Кажется, технология, которую она использовала, называлась «хромогенным фотоматериалом». Бьорсону знать это было не нужно. Очевидно, что обычный человек, даже профессиональный фотограф, не смог бы сотворить такое с не подходящим для этого аппаратом. Он тут же начал бы задавать неудобные вопросы, ведь он как журналист был мастак задавать неудобные вопросы. Ольге это было не нужно.

– Да, я раскрашу эти фотографии, Снорри. Нужно же как-то коротать вечера, пока ты «опрашиваешь информаторов» за рюмкой крепленого вина по всем пивным этого города, – проворчала она нарочито

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату