— Позволь! Ну что мне надо сделать, чтобы ты разрешил? Я не могу здесь больше! Понимаешь? Я тут с ума сойду! — я стукнула ладонью по столу и сама испугалась этого эмоционального порыва. Застыла, умоляюще глядя в лицо Ландара.
— Поцелуй меня, — негромко приказал князь.
Я выдохнула. Ну, конечно. Кто сказал, что я что-то получу просто так?
Подошла на негнущихся ногах к его креслу, наклонилась, прижалась к губам Ландара.
— Не так, — тихо сказал он. — Поцелуй, словно хочешь этого…
Я неуверенно провела языком по его губам. Он был напряженный, застывший. Правда, недолго. Я тронула раз, второй, лизнула, как кошка. И он дернулся, поднялся, обхватывая мою голову, не давая отстраниться. Одной рукой смел все со стола, жалобно звякнули ручки, глухо ударился о ковер ноутбук, щелкнув крышкой. Ландар толкнул меня на стол, рывком дернул пуговицу на моих джинсах. И все это не размыкая поцелуя, жадно, лихорадочно… мой свитер улетел на пол, сдернутый князем. Джинсы оказались где-то в районе коленей.
Он замер, напряженно глядя на меня, упираясь ладонями в столешницу. Князь смотрел мне в глаза — властно, не позволяя отвернуться, а я гадала, кого Ландар сейчас видит перед собой? Норию или Диану?
Ландар наклонил голову и поцеловал меня. Осторожно. Мягко прикоснулся прохладными губами.
— Ты очень красива. А мне так хочется… забыться, — глухо сказал Ландар, не поднимая головы.
Я видела тьму, оплетающую его лицо. Что-то мучило Его Светлость, но что это было?
А забыться хотелось не только ему. Как ни странно, но сегодня мы в этом были похожи. Может, поэтому я не отталкивала его, не сопротивлялась, когда князь сжал мои ладони, припечатывая их к столу. Медленно опустил голову и проложил дорожку поцелуев от губ к ключице. От ласки его губ и языка внутри разливалась болезненная сладость, хотелось закрыть глаза и представить… другого мужчину. Я чуть не рассмеялась своим мыслям. Боги! Тогда на этом столе нас будет четверо, двое реальных, и двое — воображаемых.
Ну уж нет! Я стиснула зубы, выкидывая из головы Яна. Я просто обязана его выкинуть — из своих мыслей, своей души и своей памяти.
Я высвободилась и села, глядя на помрачневшего Ландара. А потом положила ладонь на его затылок, притянула к себе и впилась в губы — со злостью. Зубы стукнулись, губам стало больно от слишком жесткого соединения. Князь издал короткий рык: то ли боли, то ли — удовольствия. А потом его руки сжали меня клеткой, притягивая, лаская, трогая. Его ладони легли на грудь, большие пальцы поглаживали соски сквозь кружево бюстгальтера. Я не понимала, что чувствую. Стыд, желание, вину… все вместе. Сейчас я почти хотела, чтобы он нарисовал на мне свой знак, избавляя от угрызений совести. Или от чувств. Зачем они нужны, если от них так больно?
Пальцы сменили губы, жадный горячий рот, что терзал по очереди соски, чуть сжимая их зубами. Внизу живота я ощущала его желание, брюки не могли скрыть эту твердость. Грудь от ласк стала тяжелой, болезненно чувствительной. И я застонала, когда пальцы Ландара скользнули под кружево моих трусиков, находя такую чувствительную и горячую точку…
— Тебе нравится? — он оторвался от моей груди, посмотрел в глаза, продолжая ласкать. Я откинула голову, пытаясь не думать, какая лежу сейчас перед ним — распятая, раскрытая. Но отклика моего тела, что он, несомненно, ощущал, Ландару было мало, потому что он смотрел с маниакальной настойчивостью. — Нравится?
— Да, — выдохнула я. Кончики мужских губ дрогнули в улыбке. От его глаз уже растекалась тьма, черные прожилки паутины, что скоро оплетет все тело Ландара. А потом появятся крылья…
— Да, — повторила я.
Он дышал короткими, рваными вдохами, я видела огонь желания, что горел внутри князя. Я воспламенялась от него сама… Или от откровенных порочных ласк, от его пальцев и языка, что он использовал столь умело?
Я извивалась на столе, даже не чувствуя рассыпанные под спиной ручки, стонала и, черт! Хотела большего.
— Ландар! — его имя прозвучало с такой мольбой… Черная паутина оплела лицо полностью, белки глаз исчезли, но крыльев все еще не было.
Я поставила одну ногу на стол. Он выдохнул от этого откровенного приглашения, через голову стянул рубашку, опустил руку, расстегивая ремень и молнию на брюках. Прижался к моим раздвинутым ногам.
— Еще немного, и я поверю, малыш, — сказал князь и рывком вошел в мое тело, заставляя выгнуться на этом столе красного дерева и вновь застонать. Из мужского горла вырвался глухой, сдавленный хрип, почти вой.
Плавно отстранился и снова вошел до конца, сжимая мои ладони, глядя в глаза.
— Во что… поверишь?
Толчок, толчок… Мышцы дрожат от напряжения, от волной подкатывающего удовольствия, от болезненной наполненности. Он терзает мне губы, ласкает язык, втягивает в свой рот, не давая говорить и спрашивать. И слова выходят смазанными, глухими.
— В то, что можно что-то изменить.
Он вновь отстранился, с шипением втянул воздух. И наши тела снова одно целое — бьющееся, стонущее, содрогающееся от подступающего оргазма целое.
— Но это невозможно, малыш, — его слова я почти не слышу, я жду крыльев. — Невозможно…
Еще один толчок — так глубоко, так сильно, что я откидываю голову и царапаю ногтями лаковую поверхность стола, не в силах остановить вспышку своего удовольствия. Инстинктивно сжимаю ноги, и Ландар рычит, вздрагивает, а я, наконец, вижу их… Крылья. Боги, какие же они огромные. Мне кажется, даже больше, чем я их помнила, кончики тонули в противоположных стенах, просторного кабинета было недостаточно, чтобы вместить их.
Черные крылья бились в воздухе… А во мне — клинок Дыхание Вечности. Надо лишь позвать его и ударить. Прямо сейчас… И все закончится. Я буду свободна. От Ландара, от Башни, от странников. Никаких цепей, никаких приказов. Свобода… Лишь ударить. Его смерть или моя жизнь?
Что выбрать?
Всадить клинок в тело мужчины, что сейчас смотрит мне в глаза, словно желает увидеть там что-то, известное лишь ему
