— Я правильно угадал. Они меня хозяином приняли. А сбежали, как только дядьки Василя не стало. В лесу жили.
— Бред какой-то. Теперь уже и собаки сами себе хозяев выбирают? — фыркнул князь.
— Эти — выбирают, — решительно кивнул Гриша.
— Ты уверен, что справишься с ними?
— А с ними не надо справляться. Они всему уже обучены. Им просто надо показать, кто в доме живет, кого пускать можно и что охранять надо. А дальше они уж и сами справятся. И еще, Николай Степанович, их обязательно надо с собой взять. Слово даю, никто ночью в ваш дом не влезет.
— Добро, — помолчав, решительно кивнул князь. — Раз ты так считаешь, значит, возьмем. А пока уведи их со двора куда-нибудь. А то и вправду домочадцы мои с перепугу глупостей наделают.
— Я их пока в конюшню определю. Там все равно один Грач стоит.
Слуги успели по приказу князя продать всех коней. Оставался только тот самый аргамак-полукровка, по которому так страдал раненый улан. Ухаживавший за ним Григорий успел назвать коня Грачом, за вороной окрас, и приучить ходить за собой по пятам, словно собачонку. Сообразив, что конюшня для этой своры самое подходящее место, князь только рукой махнул, выбираясь из машины.
* * *Недаром сказано, один переезд сродни двум пожарам. Глядя на груженные различными вещами подводы, Гриша только головой качал. Ладно дети. Им всегда что-то нужно. Но зачем тащить с собой по пять чемоданов одежды на каждого?! Сам он давно уже уложил все в походный сидор, привязал к нему отцовскую бурку, свернутую в скатку, и с карабином в руках стоял посреди двора, молча наблюдая за погрузочной суетой. К походной жизни парня приучали с младых ногтей.
На каждую из уже готовых к дороге подвод он усаживал одного из псов, от чего возницы, едва завидев хвостатых пассажиров, начинали испуганно креститься. Горские волкодавы одним своим видом внушали страх. Сам же Григорий, не обращая на недовольные мины возниц внимания, продолжал внимательно следить за каждым проходившим мимо ворот подворья.
По решению князя все слуги должны были отправиться в путь на подводах. В автомобиле место нашлось только ему, княгине и графине Зое. Сам Гриша должен был следовать за машиной верхом. Николай Степанович не ожидал такого решения парня. Как ни крути, а это почти сотня верст. Но парень, чуть усмехнувшись, пообещал, что не отстанет от них. Зная его умение держаться в седле, князь нехотя согласился. Но главным аргументом для него стали слова парня. Подозвав к ним Ермолая, Григорий сказал, глядя водителю в глаза:
— Слушай и запомни. Что бы ни случилось, ты должен ехать. Стрельба, яма на дороге, бревно, делай что хочешь, но не останавливайся. С остальным я сам разберусь.
— А может, лучше будет тебя огнем поддержать? — не удержался водитель, воинственно продемонстрировав парню револьвер.
— Я знаю, что ты не трус, — улыбнулся Гриша. — Но еще ты водитель. И никто кроме тебя автомобиль вести не сможет. А уж лучше тем более. Потому и говорю тебе, не останавливайся. Сможешь?
— Не сомневайся, — решительно кивнул Ермолай.
— Добре, — вздохнул Гриша с заметным облегчением. Лишние цели в бою ему были не нужны.
Дождавшись, когда водитель вернется к машине, князь повернулся к парню и, подумав, уточнил:
— Ты уверен, что сможешь прикрыть нас, находясь вне автомобиля?
— Рядом с вами я буду связан, — подумав, спокойно ответил Гриша. — К тому же первым делом постараются избавиться от меня. Я ведь вооружен сильнее всех. И пока я там, на дороге, буду зайца им показывать, у вас будет время уехать.
— Не боишься, что могут попасть?
— А зачем тогда меня джигитовке учили? Главное, первый выстрел пережить, а дальше как Господь рассудит.
— Ты вообще ничего не боишься? — растерянно спросил князь.
— Ничего не боятся только умом скорбные. А я на выучку да на Бога надеюсь.
— Что-то часто ты Господа всуе поминать начал. С чего бы? — вдруг спросил князь.
— А казаки перед боем всегда Богу молились. На него уповали и в вере силу брали. Меня так с детства учли, и меняться резона не вижу.
— Может, оно и правильно, — вздохнул Николай Степанович и, заметив, что все четыре подводы загружены, добавил: — В путь. С Богом.
Гриша чуть усмехнулся и взлетел в седло Грача, не касаясь стремени. Увидев это, Зоя только восхищенно головой покачала. Князь, заметив ее взгляд, невольно оглянулся и, сообразив, что ее так восхитило, только понимающе хмыкнул. Парень и вправду выглядел колоритно. Широкоплечий, поджарый, узкий в талии, перетянутой чеканным поясом. Черная черкеска сидела на нем словно вторая кожа. Положив карабин поперек седла, Гриша разобрал повод и, дождавшись, когда автомобиль выкатится со двора, сжал бока коня коленями.
— Не понимаю, зачем ему нагайка, если он даже поводьями почти не пользуется, — вдруг сказала Зоя, в очередной раз оглянувшись.
— Нагайка — это тоже оружие. Я тоже этим вопросом интересовался, — усмехнулся Николай Степанович.
— Выходит, конем он управляет только ногами? — не унималась Зоя.
— В бою — да. Казаки сами растят и обучают своих коней. Кстати, и горцы тоже. Помню, я очень удивился, когда узнал, что горцы своих коней подковывают, только когда собираются в долгий поход по равнине. В горах же подковы только мешают.
— Чем? — с интересом спросила Лиза, внимательно слушавшая их разговор.
— Копыта у коней шершавые, хорошо цепляются за камень. В горах почти все дороги больше похожи на козьи тропы. Так что подковы — это серьезная опасность слететь в пропасть вместе с поскользнувшимся конем.
— Интересно. Никогда бы не подумала, — протянула Зоя.
Разговор увял сам собой. Девочки затеяли очередную игру, и Лизе пришлось сосредоточить все свое внимание на них. Зоя увлеклась осмотром пейзажей, погрузившись в свои раздумья, и только Николай Степанович продолжал крутить головой по сторонам, высматривая возможную опасность. За время пути было решено не останавливаться, и к вечеру машина вкатилась на окраину Екатеринодара. Уже зная, где князь собирался остановиться на ночь, Ермолай уверенно подогнал автомобиль к крыльцу гостиницы.
Выскочив из машины, он поспешил к управляющему. Спустя еще двадцать минут все вопросы были
