«Зачем старой развалине сигнализация? – подумал Петя. – Угонять замучаешься». Однако предусмотрительно оставил свои мысли при себе. К тому же в лице Аркадия Васильевича проявилось столько нежности! Просто грех обижать человека.
Радоваться за других Петя умел.
– Дорого отдали? – осведомился он тоном знающего человека.
– В том-то и дело, что нет. Приятель по дешевке подогнал.
– Здорово! – Петя старательно обтер подошвы ботинок травой и полез в машину. Аркадий Валерьевич одобрительно за ним наблюдал. Сам он был человеком аккуратным и уважал эту черту в окружающих.
После недавних дождей дорогу развезло, поэтому ехать приходилось медленно. Аркадий Валерьевич огибал каждую выбоину: берег подвеску. Не отрывая глаз от дороги, он радовался выигрышу своей любимой команды. Петя деликатно подремывал, иногда вставляя нужные комментарии.
– А когда Кержаков с пенальти… – Аркадий Валерьевич завертел рулем, и жигули запрыгали уже по деревенской улице.
– Тебя до дому? – деловито осведомился он. – Куда именно? Показывай.
– Не-не-не, – очнулся Петя от анабиоза, вызванного теплом, сиденьем под задницей, запахом кокосового освежителя и звуковым фоном в виде рассказа, – мне в магазин надо.
– Ага, – кивнул Аркадий Валерьевич. Где находится магазин, он знал. Две минуты, и вот машина тормозит у неплохо сохранившегося дореволюционного здания. Здание имело два этажа – каменный и деревянный. Магазин располагался на первом, каменном этаже. На втором еще в советские времена находилась библиотека, сейчас закрытая.
– Ты вот что, – уже собравшись уезжать, сказало начальство, – на работу завтра не приходи, и послезавтра. В общем, отдохни денька три, что-то ты вправду бледный.
– А…
– В деньгах не потеряешь, не беспокойся. Ну ладно, бывай.
– Спасибо, – крикнул вслед машине Петя.
Аркадий Валерьевич, не оборачиваясь, кивнул.
Грязноватый зальчик пустовал. Продавцы, ввиду отсутствия народа, сидели в подсобке. Оттуда тянуло запахом чего-то вкусного и слышались обрывки веселого разговора. Прошла минута, две, три. Наконец Пете надоело рассматривать батареи бутылок, и он громко окликнул:
– Эй, девчонки, товар отпустите?
Разговор в подсобке стих. Из-за полуоткрытой двери выглянула рыжая продавщица Анька:
– Чего хотел?
– Какая водка у вас самая вкусная?
– Ты ж не пьешь? – удивилась Анька.
– Вот, решил начать, – отшутился он. – Так что посоветуешь?
Аня старательно задумалась. Мыслительная деятельность шла ей необыкновенно. Если не знать, о чем шла речь, можно было решить, что она размышляет о высоких материях, простым людям недоступных. Петя даже залюбовался девушкой. «Смыть боевую раскраску – цены бы ей не было», – мелькнуло у него в голове.
– Возьми «Пять озер», – наконец предложила Анька и тут же спохватилась: – Ой, нет, дорогая. «Зеленая марка» дешевле. Она вонючая, но качественная. Не отравишься.
– Гулять так гулять, – решил Петя. – Давай «Пять озер». Ну и закусочки какой-нибудь. Вон, сайру на полке вижу. Ага, и тушенку давай.
Он надеялся, что огурчики и квашеная капуста у Шотика Арменовича найдутся свои. Вообще-то подобные яства имелись в погребах у всех односельчан, но с Шотиком Арменовичем ничего нельзя было знать наверняка.
Тот жил в одноэтажном здании барачного типа. Такое имелось одно на все село, и проживали там сразу несколько семей. Каждая семья имела палисадничек, огороженный невысоким забором.
Петю всегда изумляло, насколько хорошо сад может передать отношение своих хозяев к жизни. У безалаберных, но веселых Петровых он зарос золотым шаром, который выплескивался аж через забор. Клумбы их соседки навевали скуку, несмотря на яркость красок высаженных там цветов. Надо ли говорить, что их владелица, Катерина Павловна, была редкостной занудой.
Лопухово-репейниковая плантация принадлежала Шотику Арменовичу.
Шотик Арменович появился в Вышелесе недавно, и двух лет не прошло. По национальности армянин, по-русски он говорил с заметным грузинским акцентом, и видно было, что человек он городской и образованный. Местные бабульки величали его по имени-отчеству, иногда ругали за пьянство, но жалели за несчастливую судьбу.
Родился, учился и женился Шотик Арменович в солнечном Тбилиси. Там бы он и продолжал жить, если бы не случился развал Советского Союза. Свет, газ исчезли словно по волшебству, зато во множестве появились лозунги. В разных вариациях они твердили одно: «Грузия для грузин». Нет, люди в Грузии остались прежними. Они искренне недоумевали, почему вдруг надо ненавидеть соседа только потому, что тот не грузин. Миазмы национализма ползли с самого верха. Шотик Арменович, навсегда советский человек, испугался и решил внять недоброму намеку. Удачно сменив квартиру, он с малолетней дочерью очутился в спокойном Подмосковье, где о бомбежках и слыхом не слышали. Жизнь снова наладилась. Но ненадолго. Дочь выросла и превратилась в предприимчивую девицу, правда, излишне доверчивую и умную. Правильно говорил Грибоедов: «Все горе от ума». Классики не ошибаются. Девица жадно читала газеты с родины, которые твердили о Грузии, семимильными шагами приближающейся к правовому демократическому государству. Вообразив себе некий рай с молочными реками, кисельными берегами и свободным предпринимательством, девушка настояла на продаже подмосковной квартиры. Вырученные за нее деньги должны были составить стартовый капитал будущей успешной бизнесвумен. Шотик Арменович в изменения к лучшему не верил, но дочь любил, поэтому перечить ей не стал. Выговорив себе малую толику денег, старик осел в Вышелесе, благо квартира в глухом углу Владимирской области стоила сущие копейки. Иногда он выпивал, но никогда не буянил, только становился мрачен и жаловался всем на непонимание и скуку.
Как известно, если на одном конце деревни чихнуть, то на другом тебе «будь здоров» скажут. Петя не раз слышал рассказы о чудном старике, но особо не прислушивался. Однажды в магазине они разговорились. Ничего не значащий разговор стал началом крепкой дружбы. На чем держалась эта дружба – фиг знает. Против нее было все: начиная от разницы в возрасте и кончая разницей в образовании. Легкость, с какой Шотик Арменович согласился на авантюру дочери, Петя считал безумием. В свою очередь, Петин принцип «все как у людей» и его наивная гордость новыми вещами вызывали у старика ядовитую усмешку. «Ты пойми, – убеждал он парня. – Нельзя жить, не поднимая глаза к звездам. Да, деньги вещь хорошая – они обеспечивают нам комфорт. Не более. Ты приземлен, а потому жалок. Гордишься еще одним купленным телевизором, копишь на машину… Тебе самому не скучно? Однажды, в конце жизни, ты скажешь себе: жизнь прошла, а я так и не жил. Но изменить будет ничего нельзя. Так и умрешь, мучаясь от осознания собственной никчемности».
«То-то, я смотрю, ты счастлив, – вертелось на языке у Пети, когда старик особенно его допекал. – То-то, я смотрю, тебе есть чем гордиться». Однако парень молчал. Ссориться из-за пустяков ему не хотелось. В конце концов, у каждого свои взгляды на жизнь.
Дверь квартиры, в которой жил старик, выделялась сильной ободранностью. Дерматиновая обивка, когда-то черная, превратилась в серую тряпицу с торчавшей кое-где ватой.
Петя легонько постучал.
– Входи, не заперто, – отозвался хрипловатый голос хозяина.
Петя толкнул дверь и по темному коридору прошел на кухню, неожиданно
