Хотя – чего тут гадать, что именно? И так понятно.
– Он в городе, – произнес Николай. – Ты понял, о ком я говорю? И это точная информация, Сашка. Точнее не бывает.
Глава двенадцатая
Ничего. Странно, но я ничего не почувствовал. Ни страха, ни отчаяния, ни-чего. Да и смысл теперь метаться? Ясно же было с самого начала, что колдун вернется в Москву, так что есть то, что есть. А страх… Устал я бояться. Еще до ведьмачества устал. Того, что работу потеряю, того, что там, на службе, упорю какой-нибудь серьезный косяк, и меня будут распекать на глазах у всех, того, что придет неизбежная старость, и я стану никому не нужен. Вся наша жизнь соткана из сотен страхов, большинство из которых мы сами себе придумываем. Потому что так проще, чем делать что-то, отводящее от нас беды в сторону.
А тут – что? Ну прибыл этот упырь в мой родной город, и что с того? Это значит, что теперь просто надо быть готовым ко всему, внимательно смотреть по сторонам и не пропускать ни единой мелочи, которая может навести меня на его след. И если это случится, если я найду его раньше того, как будет нанесен первый удар, то использовать данный шанс по полной. Слава Богу, не одному мне этот гад стоит поперек горла. Он многим в свой прошлый визит на ногу наступил, и этот его промах – мое преимущество.
– Ты сейчас где? – немного сочувственно спросил Нифонтов, как видно, истолковавший мое молчание по-своему. – Я на «Парке Культуры». Если ты недалеко, то можем пересечься, побалакать. У меня немного времени имеется.
– Недалеко, – отозвался я. – На «Смоленке». Говори, где тебя искать.
Чудно, но оказывается в центре Москвы, европеизированном за последние годы до отвращения, до сих пор уцелели маленькие палатки, торгующие снедью. Я-то думал, что их все посносили еще в те времена, когда новый мэр спешно уничтожал все начинания бывшего мэра. Ан нет, кое-что осталось.
Например – небольшая «шаурмячная», притулившаяся между домами и набережной так, что если не знать, что она там имеется, то фиг о ней догадаешься. Впрочем, слово «шаурмячная» звучит громковато. Все, что есть – палатка да при ней три столика с пластиковыми стульями.
И вот что интересно – час назад я ел авторскую кухню, приготовленную лучшими поварами Москвы, но все эти изыски не вызывали у меня такого слюноотделения, какое я испытал, принимая из рук здоровенного волосатого продавца приличных размеров шаурму.
Видно, не гурмэ я ни разу. Если уж ты вскормлен на фаст-фуде, так и нечего из себя эстета корчить.
– Ташаккур, Абрагим, – поблагодарил Николай подавальщика. – Как вообще? Не шалишь? Все хорошо?
Шаурмячник проурчал что-то непонятное, покивал, оскалил рот в улыбке, показав нам невероятно длинные и острые зубы, а после в его глазах сверкнули ярко-красные искры.
– Я рад, что все хорошо, – мягко произнес оперативник. – И не жалею о том, что для тебя сделал.
Шаурмячник снова изобразил свою жутковатую улыбку и подал Нифонтову бутылку с водой.
– А он – кто? – спросил я у своего приятеля, когда мы обосновались за столиком. – Ведь это не человек?
– Абрагим? – Николай открыл бутылку. – Конечно, не человек. Ты же это уже понял, зачем переспрашивать? Аджин он.
– Джинн? – оторопел я и снова глянул на волосатого здоровяка. – Да ладно? А где борода? Как он «трах-тибидох» делает?
– Аджин, – терпеливо повторил Николай, открывая воду. – Он же иблис. И там еще с пяток названий имеется, нет смысла их все перечислять. Но с джиннами его путать не стоит, они другие. Сам их не видел, но читать доводилось, плюс наша уборщица тетя Паша кое-что рассказывала. Она в пятидесятых-шестидесятых, после реабилитации, изрядно по азиатским пескам поколесила. Отогревалась после вечной мерзлоты.
– До чего многообразен мир! – восхитился я.
– Не то слово, – согласился со мной оперативник. – Восток вообще штука такая… Не очень понятная. Там надо родиться, чтобы в нем хоть чуть-чуть разбираться. Вот, например, тот же Абрагим. Если напрямоту, то я вообще не представляю, откуда именно его к нам занесло. Может, из Самарканда, может, из Худжанда, а то и вовсе из Ферганской долины. Я его по-таджикски сейчас поблагодарил, и он меня понял, но это не его родная речь. Ему что таджикский, что узбекский, что тюркский – все едино. Скажу так – вообще неясно, на каком языке он разговаривает, но при этом всем все понятно.
Я откусил шаурмы и даже причмокнул от удовольствия, настолько она была бесподобна. А мне есть с чем сравнивать, уж поверьте!
– Его собратья за какие-то грехи из дома изгнали, вот он сюда с мигрантами и приехал, – продолжил Нифонтов. – Сила его почти вся там осталась, в песках, а есть-то хочется. Ну кое-какие ошметки былой мощи при нем сохранились, он ими потихоньку пользовался, пил жизнь и кровь голубей, чтобы не окочуриться. Но это все не то, аджину мелкие птахи на один зубок. В результате чуть до убийства человека не дошел, несмотря на то, что по своей природе он очень миролюбив. Хорошо мы его до того схомутали. Мор среди голубей – верный признак того, что неладное творится, мы по трупикам, по трупикам, и добрались до подвала, где он отсиживался. В результате вот, сюда пристроили. Днем он шаурму продает, а ночью на птицефабрике сырье для нее подготавливает. И не только для нее.
– Прямо «Люди в черном» какие-то, – восхитился я. – Если бы не знал, что кино и жизнь разные вещи, то подумал бы, что вы сценаристов консультировали.
Нифонтов достал из нагрудного кармана легкого летнего пиджака черные очки, нацепил их на нос и смачно откусил огромный кусок от шаурмы.
– Да ладно? – недоверчиво посмотрел на него я. – Да ты гонишь?
Оперативник молчал, сопел, жевал. Впрочем, его серьезности хватило ненадолго.
– Само собой – кино, – рассмеялся он. – Хотя в чем-то и реалистичное. Но там все делается во имя чего-то высокого, а у нас простой и понятный расчет. Во-первых, такое существо, как Абрагим, запросто не убьешь. Даже сейчас, когда он не очень силен. Во-вторых – аджин очень и очень полезен для отдела. Я же говорил тебе, что Азия – это не просто географическое название. Тамошние обитатели Ночи не моложе наших, традиции там ого-го какие, и иногда эти существа заглядывают сюда, в страну рек и берез. Но если люди в большинстве случаев подчиняются законам государства, в которое приехали, то те, кто живет под Луной, такими мелочами не заморачиваются. И вот тогда нам нужен Абрагим. Как источник информации, например. Или как переговорщик.
– Или как тот, кто выполнит грязную работу, – закончил я его мысль.
– И такое случается, – не стал отнекиваться Николай. – Почему нет? На взаимовыгодных условиях. Ешь шаурму, а то она остынет. Другой такой в Москве
