— Хорошая идея, дружище, — Ром распахнул дверь дилижанса, пропуская помрачневшую наблюдательницу вперёд. — В Илиси тёплая зима и красивые женщины.
Уезжая из Польнео, не стоит слишком громко разговаривать. Древний вулкан, у подножья которого раскинулся город, может проснуться от шумной болтовни. Мы обязательно вернёмся сюда: к террасам, спускающимся с холма от замка Святейшего, к сверкающей в солнечных лучах чаше залива Чокорони, к шумным улочкам и строгим мостам. Покидая Польнео, не говорят — прощай.
Глава 8
Серые кляксы акварели на прозрачном небе, корявые стволы спящих виноградников за голыми деревьями и крики оголодавшего воронья — пригород напоминал кладбище. Всё выглядело каким-то нереальным, плоским. Польнео окутывал атмосферой сказки. Казалось, мир — яркая пицца, щедро посыпанная тёртым сыром, но… За городом я почувствовала себя неуютно. Мысли каркали в голове не хуже ворон в небе. Синьор Сальваторе не разделял моего настроения. В сердце любимого творился настоящий шабаш — с танцами, вином и ведьмами в самом центре Илиси. Правда, праздник был скорее для Ловчих, чем для дочерей бездны. Торе, крепко сжимая вожжи, глядел вперёд, и, кажется, не видел ничего, кроме будущего. Столетия назад по дорогам Ханерды, так же, как мы сейчас, гнали лошадей прежние Ловцы безумия…
Когда-то моя родина жила совсем другой жизнью — никто не знал о Великом Брате, ведьм не жгли на кострах, а магии начинали учиться ещё в школе. На первый взгляд — почти идеальная картина мироздания, если бы сердцами людей не владела жажда наживы. Тогда в великих землях Ханерды не было единства: города поглощали окрестные деревушки, богатые синьоры рвались к власти — возводили каменные стены и крепости, защищая своё состояние. Каждый из правителей считал — день прожит зря, если к вечеру гонец не принёс вести с поля боя. Война на завтрак, обед и ужин, а главное блюдо кровавого пира — магия. Никому не нужно оружие, когда можно снести стену, прочитав заклинание, и восстановить её с помощью чар за несколько дней. Земля пропиталась кровью, взвыла под тяжестью трупов. Наш мир не выдержал страданий и выпустил из себя волшебство — сохранив жизни своим детям, отобрал любимую игрушку. В те времена даже в отхожее место без заклинания не ходили, что уж говорить об отстройке разрушенных городов. Пытались вспомнить о мечах, но и их без волшебства — ни сделать, ни заточить, ни поднять. Да и есть ли время думать о войне, когда живот пуст и кабан в лесу сдох от старости, а не от стрелы охотника? Лежавший в руинах мир заинтересовал хозяина бездны. Он показался высшему тёмному духу прекрасной, чистой девой, не познавшей магический грех, с которой можно делать всё, что угодно. Хозяин наградил не одну сотню женщин Ханерды умением колдовать, мужчин сластолюбец не жаловал. Магия вернулась, но в ином обличие. Шумные праздники, бесконечное веселье, желанная свобода для ведьм и… безумие. Тогда возник союз Ловцов, за ними появились Охотники, но на фоне страшной разрухи, голода и эпидемий попытки справиться с дочерями бездны выглядели неубедительно. Когда в великие земли Ханерды вошли посланцы веры, простой народ был готов принять что угодно, лишь бы избавиться от страшных болезней, порчи и сглаза. Эпоха Великого Брата и его святейшей инквизиции взошла солнцем над холодной пустотой.
— Для простолюдинки ты неплохо знаешь историю, — Тор улыбнулся, сжимая в руках вожжи.
— Мой папа был образованным человеком, — я поджала губы, понимая, как сильно скучаю по нему. — Старался научить всему, что знал, а мне хотелось на шабаш к сёстрам. Я не ценила. Одному сложно воспитывать дочь… особенно в глуши. Раньше отец жил в Польнео, я там родилась.
— В Польнео? — Торе с удивлением посмотрел на меня. — Как вы оказались в Тромольском лесу?
— Загляни в мои мысли и всё узнаешь, — подставив лицо ветру, зажмурилась.
— Расскажи, Амэ. Мне важно знать, что ты чувствуешь, вспоминая родителей.
Вспоминая… Я рассказывала, сдерживая слёзы от нестерпимого желания увидеть отца, обнять его крепко-крепко, уткнуться в плечо и вдохнуть запах леса, пропитавшего рубашку. Клянусь, половину жизни отдала бы за возможность посмотреть в его глаза, поговорить хоть пару минут.
Синьор Даловери был молод, его переполняли мечты. Он открыл собственную цветочную лавку в Польнео: владел землёй за городом, выращивал розы. Однажды к нему в магазинчик заглянула девушка с огненно-рыжими волосами и задорной улыбкой. Зашла поглазеть, а вышла, сжимая в кулаке папино сердце. Он не знал, откуда она, кто такая — просто любил и хотел прожить с ней жизнь. В день моего рождения мама, мучаясь схватками, уговаривала отца не приглашать повитуху и лекаря. Синьор Даловери был обескуражен просьбой, но согласился и принял роды сам. Как только я появилась на свет, мама вздохнула в последний раз. В тот миг отец понял, почему она не захотела видеть посторонних рядом. Синьора Даловери будто чувствовала, что может умереть, и если родится девочка, её ведьмовской дар перейдёт к ребёнку. Жутко представить, что пережил мой бедный папочка, когда, потеряв любимую с новорождённым младенцем на руках, встретился лицом к лицу с тёмной силой. Он продал всё за бесценок — дом, землю, цветочную лавку, и, забрав меня, бежал в лес. Я впервые почувствовала магию в десять лет, а папа до последнего дня боялся, что меня поглотит безумие.
— Ты не говорила отцу о своём даре?
— Никогда. Сама мало что в нем понимала, да и сейчас не понимаю…Папа умер не так давно. Всё кашлял. Говорила ему, что нужно позвать лекаря из города. Пришла с охапкой хвороста, а он там… прямо перед дверью, — на моих глазах не было слёз, я выплакала их, когда собственными руками рыла отцу могилу.
— Моя Амэ… — Торе остановил лошадей. — Знаешь, что мы сделаем?
— Что мы сделаем? — я встретилась взглядом с морем, в котором бушевали волны мечты.
— Поставим на ноги Ловчих, вернёмся в Польнео, выкупим дом твоего отца, землю и цветочную лавку. Клянусь тебе, Амэно!
— Торе, это огромные деньги!
— Это любовь. Понимаешь?! — он крепко сжал мою ладонь. — Твои родители могли бы жить в Польнео, выращивать розы и быть самыми счастливыми людьми в мире. Это любовь, моя куколка, и она не умирает.
Первые строки в книге судьбы Амэно Гвидиче синьор Сальваторе написал болью…болью, навсегда вырванной из моего сердца. У Амэно появилась мечта. Настоящая, ради которой можно убить, если понадобится.
— Друзья, мне неловко портить столь трогательный момент, — голос Ромео раздался за нашими спинами, — но позвольте, я поведу лошадей. Ни секунды больше не могу терпеть общество этой женщины!
— Ром, ты не заболел? — пухлые щёчки моего любимого разошлись в улыбке. — Не можешь терпеть общество женщины?
— О, это исчадье бездны!
