Эша напрягла слух и осторожно пошла вглубь, осматриваясь, фиксируя любую мелочь. Она перешла через резной мостик, на мгновение засмотревшись на синих змееподобных рыбок, устроивших чехарду с упавшим в воду листочком.
«Ты тут не на экскурсии», – одернула себя Эша и углубилась в сад.
Пройдя несколько мостиков, она наконец-то нашла, что искала.
Должно быть, это был центр оранжереи. Все дорожки сходились к огромной клумбе, полной пышных белых цветов. Прямо над ней располагался стеклянный купол. Предзакатный солнечный свет играл на лепестках лилий, и среди них, как в облаках, сидела изящная девушка. Золотые длинные волосы и заостренные уши свидетельствовали о принадлежности к древнему роду элвингов. Слухи о красоте наложницы Орму не врали: она и впрямь была великолепна.
– Они гибнут в этом климате, – сказала девушка, срезая увядший бутон.
– Силурийские лилии цветут всего день, Парме Илламиль, – сказала Эша. – И вы это отлично знаете.
– Мы знакомы?
Илламиль встала, расправив складки белоснежного, полупрозрачного платья, державшегося на золотых застежках с изумрудами. Камни были точно подобраны в цвет ее глаз.
– Можно и так сказать. – Эша пыталась говорить мягче, но стальные нотки то и дело проскакивали в ее голосе.
В один прекрасный миг безликая высшая элвинг из Силурии – причина всех ее бед – обрела плоть и голос. Как же долго – слишком долго! – Эша копила комок ненависти к той, кого ни разу не видела. Сколько раз она представляла, как отомстит ей за всю причиненную, нет, испытанную боль. За всех, кто погиб из-за нее. И вот Парме Илламиль, единственная дочь сенатора Силурии, перед ней. Кровь от крови элвинга, что отдал распоряжение об аресте Эши и Рэда, а потом продал их Империи. Вот она, среди цветов-однодневок, всего лишь в паре шагов. Как долго Эша представляла эту встречу, а когда она произошла, то внутри ничего не осталось. Только пустота. Словно клубок ненависти исчез, но та дыра, что он успел выесть, осталась.
Илламиль внимательно смотрела на Эшу и словно чего-то ждала. Изумрудные глаза наложницы были печальны.
– Когда-то давно силурийские лилии росли повсеместно на Парящих Островах. Там, где шли жилы рубиновых руд, они горели алым огнем и никогда не вяли. А там, где земля была пуста, – лилии были белые, как облака, и таяли так же быстро. Мой отец владел шахтами и назвал меня в честь алых цветов – Илламиль, или «лилия».
Парме отвернулась, чтобы срезать очередной мертвый бутон.
– Мне было десять, когда цветы на последней отцовской шахте побелели. Я застала его в кабинете. Он сидел, склонившись над бумагами. Глаза впали, волосы растрепались, рядом пустая бутылка, которую он хранил для особого случая со дня своей свадьбы. Он словно постарел на век. Словно он жил только благодаря красной энергии. Перед ним на куче бумаг лежала абсолютно белая лилия. Он поднял взгляд на меня и произнес: «Теперь у нас осталось только небо».
Илламиль подошла к Эше. На ходу она касалась руками цветов, и мертвые лепестки осыпались пеплом на землю.
– Существует легенда, что среди тысячи белых лилий рождается одна, в чьем соцветии растет багряный камень. И если этот камень опустить в землю, то от него пойдет новая жила, и тысячи алых лилий вновь взметнутся вверх.
Эша посмотрела на хронометр на руке – до багряного часа оставалось меньше кварты.
– Нам лучше поторопиться, Парме Илламиль. Следуйте за мной.
Эша сделала пару шагов, прежде чем поняла, что златокудрая элвинг не сдвинулась с места.
– Почему вы не идете?
– Куда?
– Домой.
– У меня больше нет дома.
Эша вернулась к Илламиль, хотела взять ее за руку, но передумала.
– Мы отвезем вас в Силурию, к отцу.
Казалось, взгляд Илламиль стал еще грустнее:
– Я не могу вернуться. Теперь я принадлежу правителю Мэйтару – Вэл Тар Орму, будет он славен в веках.
Илламиль повернулась спиной, отодвинула волосы, обнажив шею. На светлой, словно фарфоровой, коже черной меткой горел цветок Аббарра – клеймо, которое получают все наложницы.
– Это не столь важно. Его не видно, а специально никто проверять не станет. Ваш отец…
– Мой отец никогда не примет меня, – печально усмехнулась Илламиль.
– Я не понимаю, – начала было Эша, но Парме перебила ее:
– Я благодарна за заботу. Правда, мне очень приятно, что кто-то вспомнил обо мне. – Илламиль сделала паузу. – О той, кем я была. Но теперь я принадлежу Аббарру.
Эша все еще стояла, не зная, что ответить, когда по дорожке из ракушечника пронесся маленький смерч и, врезавшись в Илламиль, зарылся в ее юбки.
– Мама, мама, я видел глифона, настоящего живого. Пледставляешь? В небе Абблла! И на нем был мальчик! Пледставляешь? А когда я стану сталше, я тоже смогу летать на глифоне?
Ребенок пытливым горящим взглядом ярко-алых глаз посмотрел на мать.
– Конечно, мой милый Рибу, когда ты подрастешь, ты сможешь все.
Маленький бист прижался к элвинг, продолжая с восторгом лопотать об увиденном, а Илламиль гладила его непокорные волосы, сквозь которые торчали маленькие рожки, и улыбалась.
Когда она взглянула на Эшу, то в ее глазах были любовь и легкая грусть. «Рибу» – так называли рубины в пустыне. Эша перевела взгляд с матери на ребенка, хотела что-то сказать, но передумала и, развернувшись, зашагала прочь. Второй раз за сегодня у нее не нашлось подходящих слов.
– Постойте, – окликнула ее Парме.
Эша остановилась.
– Спасибо, Вэлла Ашри, и пусть песок не обожжет твой след.
Эша, не оборачиваясь, кивнула и покинула оранжерею.
* * *Торден правил миргу к морю. Бист был не в духе. Эша сидела рядом, скрестив руки на груди и нахмурив брови.
– Ты говорила, дело выгорит, и мы не просто срубим «драконов» с напыщенного силурийского индюка, но еще и героями будем.
– Она не могла вернуться. Ей действительно было некуда возвращаться. Не могла же я ее силой увести?
– Да, понятно. У высших совсем крыша едет на чистоте крови, – забурчал Торден. – Так она хотя бы останется на родовом древе. А вернись с бистенышем, так ее имя вымарают из всех хроник, и Илламиль исчезнет навсегда. Остроухие снобы!
– Эээээ, уши не трогай! – возмутилась Эша.
– Да твои хоть растут под другим углом. – Торден окинул быстрым взглядом Эшу. – И цвет у тебя слишком экзотичный, а про глаза так совсем молчу. Так что ты скорее бист, чем элвинг.
– Я вроде никогда и не стремилась к высокой знати.
– Ха! С твоим характером ты б сошла за свою, но манеры вот подкачали! – Торден загоготал, как всегда, довольный своей шуткой.
Но Эша сидела молча. Бист удивленно взглянул на нее.
– Обиделась, что
