Я улыбнулась напоследок и ушла. Нужно найти способ своровать ключ от подвала. Это теперь моя главная задача…
Не зря говорят, что привязанность к человеку даёт силы жить. В моём случае не только жить, но и действовать. Я стала внимательной ко всему. За несколько дней изучила нашу охрану. Было среди них несколько любителей развеять тоску серых будней с помощью алкоголя. Спали они после этого, как убитые. Смена одного из них была сегодня. И, как я и предполагала, подвыпивший Иван на рабочем месте задремал так мирно и славно, что даже метание бомб не потревожило бы этот сон. Из его кармана очень удачно выглядывала связка ключей. Я подкралась, выбрала нужный и своровала его. Жестокие обстоятельства требуют жестоких действий. Ивану наверняка не поздоровится. И всем в этом доме. На меня, девятилетнюю запуганную девочку, никто не подумает точно. А все остальные- им никогда и ни до чего не было дела. Ни до моих рыданий, что доносились из детской после каждого визита их хозяина, ни до синяков и ссадин на детском лице, ни до этого подвала, в котором неизвестно сколько лет держат пленником моего друга. Теперь у меня есть возможность видеть его снова. И это главное.
Глава 2
Влад, 10 лет назад
Клетка. Крысы. Сырые бетонные плиты, холода от которых я не чувствовал только благодаря низкой температуре тела. Кромешная тишина, в которой моё больное воображение снова и снова проигрывало, как на пластинке, крики моих родителей. Их смерть, я видел её постоянно, на протяжении пяти лет заточения. Из моей головы не выходили кровавые кадры. Лицо матери, измученное тело, покрытое ранами. Отцовские завывания. Он молил о пощаде для нас, унижался перед этим зверем, не знающим жалости. Несмотря на собственную боль, он рыдал лишь о том, что не может спасти свою женщину, своего сына. Но чудовищу, растерзавшему мою семью в страшных пытках, не было дела до его мольбы. Этот подонок смотрел на него с восторгом! Улыбка. Ликующая улыбка, кровожадная улыбка, довольное, покрытое брызгами крови, лицо их мучителя. Я вижу его каждый раз, как закрываю глаза. До сих пор не умер от горя лишь потому, что одержим. Одержим местью. Я доберусь, рано или поздно, сделаю с ним и его семьёй то же самое, что он сделал с нами. Его убью последним. Чтобы сначала он насладился зрелищем, как однажды заставил меня. Меня не будет грызть совесть. Пускай его семья ни при чём, даже если так, он тоже убил тех, кто никому не причинял вреда. За одно лишь происхождение.
Моя семья была уважаемой, законопослушной и готовой помочь нуждающимся в любой момент. Лучших родителей не было ни у кого в этом мире. Любящие, заботливые и внимательные. Мы были не такие, как все, но берегли друг друга, и жили друг ради друга. Он же лишил меня всего этого. После их смерти я существую здесь. Физическая боль, изнеможение, одиночество, лишающее меня рассудка. Всё это не важно. Я всё стерплю.
Но, всё же. Когда я говорил с кем либо, кроме самого себя? Когда на меня смотрели с теплом во взгляде? Чтобы не потерять нить человечности и не превратиться в животное, за которое меня и принимали, я пытался вспомнить. Мамины прикосновения, отцовские неуклюжие объятья, хоть что-нибудь. Вряд ли мне ещё предстоит испытать радость быть кому-то нужным. Кем-то понятым. Ощутить себя любимым. Что ж, плевать. Всё, что мне нужно- исполнить долг, и отправиться вслед за родными.
Дни сплетались в месяцы, месяцы в года, но для меня это было не заметно, всё слилось в один большой промежуток времени. Я не отличал день от ночи. И зачем мне было это нужно? Не помнил, как светит солнце. Его лучам больше не было места в моей жизни. Сидел в отведённом мне пространстве, безуспешно ковыряя замок на сковавших меня цепях. Это я давно делал бесцельно, знал, что сломать его не получится. Только руки сдирал до крови. Но это был ещё один способ напомнить себе, что я не должен сдаваться. Я должен пытаться, до последнего.
Обезвоживание, голодание видимо возымело свой эффект, сил было очень мало. Ослабилась бдительность. До того, что я даже не слышал, как кто-то вошёл. Заметил, лишь когда топот мелких ножек звучал совсем близко. Посмотрел на незваного гостя. Девчонка, младше меня года на три. Глазастая, словно куколка. Красивая. Я давно, очень давно не видел красивых людей. Даже мамино лицо в памяти осталось окровавленным. Невольно засмотрелся, затем предположил, что малышка, должно быть, прислуга. Одета простенько, на лице ссадины. У дворовых это дело обычное. Разговориться бы с ней. Если не убежит от страха, то общение с кем-то из внешнего мира сыграет мне только на руку. Может взболтнет что полезное. Информация — сила. Это даже мне известно. Но, удивило то, что смотрела она на меня без испуга, с какой-то болью, сожалением.
Разговор с ней удивил меня ещё больше и… Порадовал? Я бы сказал- осчастливил. Как мне этого не хватало! Тепло в голосе этого ребенка согрело меня сильнее, чем солнечный свет. Каждое слово, сказанное ней, возрождало меня из пепла, которым я стал в тот злополучный день. Это не правильно, я не должен получать удовольствие от общения с девчонкой. В конце концов, насладись я её обществом сейчас, потом мне придется лишиться и этого. Неужели мало потерял? Добровольно идти на это снова — какая глупость!
Но я говорил с ней, с расчета? Но улыбка, моя улыбка была искренней. Первой за многие годы и сразу такой счастливой. И она. Улыбалась мне так же, прекрасно. Не боялась того, кто заточен в клетку, кто измазан кровью и грязью. Не боялась красноглазого демона, коим меня считали в этом доме. Не боялась, даже не спросив, кто же я такой?
А затем, она коснулась моего лица. Безжизненного, бесцветного, грязного лица без капли отвращения. Подарила мне тепло, которого я был лишен столько лет. И сказала то, что не думал услышать когда-то в своей жизни. Она не оставит меня? Спасет от одиночества? Станет другом? Будет на моей стороне? Детская непосредственность… Как бы не были прекрасны её слова, я не мог в них поверить. Не имел права поддаться соблазну найти надежду, ведь обретя надежду, её можно снова лишиться.
Не хочу с ней дружить? Моя улыбка расползалась, как у чеширского кота и я залился смехом. Ты же ничего не знаешь обо мне.
