Рубка с ними была страшной — приходилось все время следить за тем, чтобы черная тварь не всадила в тебя кривое жало. Туча ревущих мечущихся чудищ едва не смяла боевой порядок: люди кричали, отпихивали наседающих монстров древками алебард и дулами ружей, били прикладами, кололи клинками. Крики людей и клекот чудовищ слились в один многоголосый стон.
Сам я рубил направо и налево, стараясь только не задеть своих. Пот лил с меня градом, несмотря на холодный ветер. Тело, прокачанное неведомым способом, делало многое за меня: подсказывало, как лучше бить, чтобы не устать раньше времени, когда нужно напрячь кисть, когда, наоборот, расслабить, а когда немного повернуть. Иногда мне казалось, что я — марионетка в чьих-то умелых руках. Или, быть может, не марионетка, а игровой персонаж? Если все это игра, то, быть может, не я в нее играю, а мной играет кто-то?
Впрочем, задаваться философскими вопросами было некогда — они просто бродили где-то по краю моего сознания. А в центре внимания были проблемы более насущные: ударить, увернуться, схватить, пнуть, отпрыгнуть, снова ударить. Пару раз топор увязал в теле очередной бьющейся в агонии твари, и приходилось упираться в нее ногой, разламывая кости и следя за тем, чтобы бьющийся рядом хвост не ужалил меня напоследок.
В один из таких моментов я заметил, как Макс, дравшийся справа от меня, не успел разрядить арбалет и был вынужден схватиться с налетевшей на него тварью врукопашную. Крылатый монстр свалил его в снег, насев сверху, хлеща крыльями и пытаясь вонзить в него мелкие искривленные зубы. Мне пришлось на минуту бросить крикет в теле поверженного квакена, а тому, что напал на Макса, садануть в бок изо всех сил тяжелым носком сапога с железной набойкой, а потом добавить подобранным с земли кинжалом Макса. Тварь отлетела в сторону и затихла, Макс поднялся с земли, опершись о мою руку, а я бросился разыскивать в гуще беспорядочной схватки крикет. Для благодарности времени не было: до нас уже добралась рыхлая шеренга мертвецов.
С этими было немного проще, хотя и закованные в невиданную костяную броню, строй они не держали, а значит, ничего не могли противопоставить пикам и алебардам, которыми многие наши владели отменно.
Я со своим коротким крикетом отступил под защиту двоих товарищей с алебардами и из-за их спин трижды разряжал оружие в головы напирающих мертвецов. И только после третьего выстрела, задыхаясь и кашляя от заволокшего поляну комковатого дыма, сумел разглядеть, что врагов поблизости больше нет.
Когда ряды прущей на нас нежити поредели, я уже еле держался на ногах, и большинство ребят — тоже. Некоторые не держались вовсе: отступая от последнего прорвавшегося мертвеца, я наступил на руку кого-то из наших, кто встать уже не мог — распластался на земле в луже крови. Те же, кто еще был в строю, сами походили на мертвецов: сгорбленные от усталости, черные от грязи и пороховой копоти, с трясущимися руками и безумными глазами, мы сейчас являли собой зрелище неприятное и пугающее.
— Смотри, смотри, труба! — крикнул кто-то слева, и я посмотрел вперед, но понял, что ничего не вижу: глаза заливал пот со лба и кровь из рассеченной когтем руки, которой я слепо тер лицо.
Вытершись полой плаща, я успел лишь увидеть, как черная гофрированная труба быстро втягивается в недра земли со звуком, напоминающим гигантский отбойный молоток. Мертвецов поблизости не было: не то мы угомонили всех, не то оставшиеся отступили.
И в последний момент… не знаю, в самом ли деле я это видел, или мне лишь показалось? Нет, все-таки, я был почти уверен, что успел разглядеть край длинного черного плаща, колыхнувшегося там, среди тьмы. Некто, закутанный в этот плащ, разочарованный поражением, быстро удалялся в холодную глубину мрачного свода.
* * *— С этой минуты мы на осадном положении, — произнес Сергей. Он сидел в кресле возле камина, а госпожа Гульда перебинтовала ему рассеченное когтем квакена бедро, которое Макс перевязал ему наскоро одеждой. Моей рукой в это время занималась Лана.
Грязные и уставшие егеря сгрудились в дверях гостиной и ждали дальнейших указаний. Четверо погибших лежали на крепостном дворе, раненных пока сложили в гостиной, превратившейся на время в лазарет.
— У тебя регенерация, хотя бы базовая, прокачана? — спросил меня Главный чуть тише, сбившись с официального тона. Я кивнул.
— Это хорошо, — проговорил он, морщась от боли. — Заживет, как на кошке. Советую со временем ее полностью прокачать. до совершенной.
— А что это дает? — спросил я, зашипев от боли. Лана как раз накладывала мне мазь из шляпок подснежников.
— При совершенной регенерации ты сможешь отрастить себе заново потерянную руку…. Ох, черт! — Главный зашипел от приложенной Гульдой примочки, а нога его чуть дернулась. — Правда… ох… это займет месяц и будет сопровождаться нечеловеческой болью. В общем, не рекомендую, конечно.
Я не стал уточнять, личный ли это опыт. Время от времени егеря рассказывали о жизни Главного такие истории, что отрубленная и отращенная обратно рука была на их фоне даже не самым удивительным приключением.
— Так вот, насчет осадного положения, — продолжил он, вновь поморщившись, и обращаясь теперь ко всем. — Из замка выходим не меньше, чем втроем. Караулы на стенах удваиваем. За подснежниками не ходим — и так год был урожайный, набрали достаточно. Степа, тебе задание — выясни, что это за нечисть. Ребята одного принесли с собой. Откуда он мог взяться? Как?
Степа поправил на носу скрепленные смоляным клеем очки.
— Да я чего? — произнес он неуверенно. — Я посмотрю, может, в книгах что-то такое упоминается. Надо бы еще из Брукмера выписать хроники какие, может быть? Совсем ведь тут живем, как в лесу. Ну, в смысле, это и есть лес, конечно…
Кто-то из егерей нервно хохотнул.
— Я напишу маркграфу, — кивнул Главный. — Согласен, нужно понять: такое уже было когда-то или перед нами что-то новое? Если честно, мне бы очень не хотелось, чтобы мы и впрямь столкнулись с беспрецедентным. А вдруг такая подземная хрень вылезет прямо во дворе Кернадала?
Я внутренне поежился от этой мысли. Больше всего пугало то, что нежитью явно кто-то управлял. Все время, что я провел в Чернолесье, я только и слышал, что мертвецы крайне опасны и безжалостны, но при этом тупы и неспособны к организации. Мысль об этом успокаивала. Но то, что я видел сегодня…
— Там, в этой трубе… это был… Он, да? — спросил я Сергея. В комнате повисло молчание. Поминать мифического Хозяина считалось в окрестностях Чернолесья дурной
