- Прости, - Настёнка виновато потупилась. - Позабыла я про этом совсем. Очень уж тяжело мы выживали все это время...
- Прощу, ежели так, - отвечает русалка. Смотрит ей в глаза этак проницательно и спрашивает снова: - А точно ли позабыла?
Тут уж Настёнке совсем стыдно стало. Одно - и правда позабыть или отложить дело, какое недосуг выполнить. А другое - когда и выполнять-то не собирался.
- Красивые они очень, - выговорила, краснея. А русалка улыбается.
- Так, значит, по душе тебе русалочьи бусы? И сны русалочьи?
- Очень по душе, - зачастила Настёнка, - и красивые они, краше не бывает, и носить их за счастье...
Частит, а сама надеется: вдруг простит?
- Ну, раз по душе, так и оставайся одной из нас, - проговорила русалка мягко. - Добро пожаловать, сестрица.
Ахнула Настёнка. Ей бы перекреститься - да крестик, дзинь, и упал с лопнувшей цепочки. Ей бы "Отче наш" прочитать - да язык во рту застыл. Затряслись ее руки, задрожало все тело, и коса, развернувшись, упала на плечи длинными и пышными искристыми кудрями...
Взяла ее за руку русалка и повела за собой. Вечером Аксинья и Машка проводили дорогих гостей, а потом забеспокоились: что-то Настёнки долго нет. Пошли они в лес, заодно и коровушку отвязали, домой погнали. А Настёнку звали, звали, да так и не нашли. Только подобрала Машка возле коровушки маленький оловянный крестик на разорванной цепочке.
