То, что это Безбилетник, я понял сразу. Я тщательно проверил вагон, прежде чем запустить туда пассажиров, – было пусто. И такого пассажира я бы заметил при посадке. Страшным он не выглядел. Скорее, странным – пацан, мне ровесник или постарше. Увлечённо смотрит в окно. На нём форма вроде моей, но другая, старомодная какая-то… Надписей на нашивках не разберу, но явно что-то железнодорожное. В руках книжка.
Что делать-то?
Оглядываюсь на Вальку – он оттарабанил свой текст, упёрся в тамбур и втыкает там в телефон. Его и «прилётом» от телефона не отвлечёшь – были, как их… прецеденты. Ладно, будь что будет. Подхожу к пацану, прошу предъявить билет. Пацан вздрагивает, испуганно смотрит на меня, прям обшаривает широко распахнутыми глазами. Потом по сторонам. Изумлённое выражение его сменяется каким-то совсем уже странным: в глазах то ли понимание, то ли узнавание, то ли вообще радостные искры.
– Нет у меня билета, – говорит, – и не надо. Я же тут работаю, на ДЖД.
– Чего? – у меня от такой наглости аж в носу запершило. – Никак ты тут не работаешь, я всех наших знаю!
– Ну, может быть, я тут работать ещё только буду? – он обвёл взглядом вагон, нахмурился. – Или работал…
– И новеньких я всех знаю! – у меня стало крепнуть убеждение, что никакой этот наглый пацан не Безбилетник, а простой безбилетник. – Ты как вообще сюда попал?
– А никак! Сидел, книжку читал. И вот я здесь… Значит, так надо.
Я начинаю злиться и лихорадочно вспоминать, что говорит инструкция по поводу таких вот типов. Ничего не говорит вроде. Можно Вальку позвать, а смысл? Валька только шуму наделает, а толку – ноль. Ладно, высажу пацана на «Шахтёрской», пусть обратно по путям топает.
– Раз так уж надо, – сообщаю как можно язвительней, – то вполне мог бы потратить сорок рублей на билет.
Тут пацан аж подпрыгнул:
– Сколько-сколько рублей?
– Сорок. Туда и обратно. В одну сторону – двадцать. Гривны не принимаем.
– Обалдеть! – лицо его приняло задумчивое выражение. – Слушай, ты только не удивляйся. А можно тебя спросить. Ты только не удивляйся, ладно?
Злость у меня вдруг прошла – уж больно пацан искренне это сказал.
– Давай, – говорю, – спрашивай.
– Три вопроса. Какой сейчас год? Где мы? Есть тут война с фашистами?
Всё-таки – Безбилетник, пришелец откуда-то, подумалось мне. Отвечаю коротко:
– Двадцатый. ДНР. Есть.
А этот балбес, не поверите, вдруг говорит:
– Ура!
ГлебСначала получилось не очень удачно. Глеб приехал на «Пионерскую» надеясь, что кто-нибудь из третьей смены не явился, и он тут как тут – на замену. Но третья смена пришла вся. И вся вышла на маршрут. Тогда Глеб попытался прикинуться ветошью и приткнуться в учебном классе на задней парте, но там начались занятия для новичков, и Иван Сергеевич его вычислил на раз. И выставил за дверь – нечего, мол, тут ветерану юножелезнодорожного движения отираться. Глеб задумался: куда ж крестьянину податься? Мамка только через пять часов со смены придёт. Можно погулять по парку, но чего он там не видел? Можно съездить к бабушке в Горловку, но вдруг опять гроза? Потерю железнодорожной формы он не переживёт! Решение всё же пришло: надо напроситься в вагон, усесться там в уголке и кататься, читая книжку. В третьей смене проводниками-контролёрами работают Кофман и Березин, они хорошие, особенно Кофман, пустят…
Так и вышло. Его пропустили, Глеб забрался в вагон, открыл книжку и начал читать, вспоминая Василькова недобрым словом. Книжка ему не понравилась! Настоящая фантастика, а он говорит – нудная!
Хотя в чём-то бывший друг был прав. Книжка оказалась очень неспешная и на первый взгляд даже не фантастическая. Там проводили научный эксперимент – человек поселился в старом доме, носил старомодную одежду, читал старые книжки при свете керосиновой лампы. И когда он совсем-совсем привык к этой жизни – то вышел на улицу и оказался в прошлом. Как бы сам себя перенёс во времени, без всяких машин и приборов.
Глеб подумал, что идея ему нравится. Вот, скажем, Детская железная дорога. Она тут была ещё до войны. И будет, наверное, всегда. И если писатель в книжке прав, то стоит Глебу представить, что он попал на войну – он там и окажется. Ещё интереснее, конечно, было бы в будущем оказаться, но какое оно будет, кто знает. А про войну всем всё известно. С одной стороны – наши. С другой – нацисты. Стреляют по городам, убивают, а их пытаются сдержать… Вот рядом Горловка – там бои. Славянск уже захвачен врагами. А Донецк ещё держится…
Глеб прикрыл глаза и попытался себе это представить. Значит, так… Донецк… война… Стало немного жутковато. А вдруг книжка не врёт? И он сейчас окажется на войне? На настоящей?
– Билет предъяви, – как-то настороженно сказали ему.
Глеб открыл глаза и посмотрел на мальчишку, своего ровесника, в форме контролёра. Только вот странная какая-то форма была, непривычная. Может, довоенная? У Глеба что-то ойкнуло в груди. Он огляделся. Ни Кофмана, ни Березина. Вагон… едет по знакомому маршруту… люди… Люди какие-то странные. Одеты необычно. Почти все в джинсах, настоящих, фирмовых. У многих в ушах крошечные наушники – радио? А почему некоторые наушники без проводов? Слуховые аппараты? А вон человек… он что, по рации говорит? Крошечной такой, со светящимся экраном… А вон мужчина в оранжевой рубашке – такой же крошечной рацией… фотографирует вид за окном?
Это как? Он где?
Контролёр тем временем ждал, с неожиданной опаской поглядывая на него.
– Нет у
