— Нельсон…
— Я видел вашу статистику продаж. Вы на спаде!
— Ну, уж нет. Мы любимые хот-доги Америки.
— Были. В прошлом. Вы динозавры. Полный отстой. Ваша песня спета!
— Ты зашел слишком далеко, щенок. Хочешь знать, что я думаю о твоих идеях? Это дешевка, дрянь, просто срам!
— Неужели? Да, забавно, как и Ваш продукт!
— Нельсон, прекрати.
— Я торгую достойными сосисками.
— Да там и мяса-то нет.
— Прекрати, Нельсон!
— Одна отрава в оболочке!
— Вы меня убиваете! Вы нас убиваете! Вы нас всех убиваете!
— Мистер Лич! Подождите!
* * *
— Ну, как, отвел душу, ты рад?
— Да, уж. Ты слышали этого кретина? «Бейкер и Бохэнон».
— Я всегда говорил, что ты талантище, фонтан идей. Но я знал, что однажды ты сорвешься, и мы все погорим.
— Что значит погорим?
— Ты знаешь, что было на кону? Сколько денег мы потеряли? Ты только что погубил репутацию моего агентства.
— Одну минуту. Погубил? Да я лучшее, что когда-либо было у этого агентства.
— Точно. И значит, можешь кидаться на моих клиентов? Не согласен. Нельсон. Ты просто неврастеник. Это была катастрофа! И ты явился ее причиной! Тебе нужен отпуск, срочно.
— К черту отпуск. Дайте мне другой заказ. Идет?
— Нельсон, ты меня слышишь? Нужно взять отпуск. На время или навсегда, выбирай.
— Угрожаешь? Мне? Это просто смешно. Посмотри, какой у нас уровень. Да я один стою их всех!
— Ты уволен.
— Я не расслышал. Повтори-ка, Рэй.
— Ты уволен!
Галина Сергеевна прочитает вам лекцию«Смерш», Сергей Лялин, 2007 (боевик, детектив, военный 16+)
Лекция врача о вреде алкоголя перед бойцами Красной Армии во время Великой Отечественной войны.
— Ну, а теперь перед выступлением фронтовой бригады Галина Сергеевна прочитает вам лекцию. Галина Сергеевна, пожалуйста, прошу. Вот, товарищи бойцы, водка. Товарищ Думанский, попрошу на сцену.
— А чего я?
— А потому, что Вам это нужнее других.
— Михаил Дормидонтович, ну, давайте, давайте, не стесняйтесь. Пожалуйте сюда на сцену. Михаил Дормидонтович, Вы хоть и особо уважаемый, особый отдел возглавляете…
— Ну, да.
— Но позвольте мне, старику, по-дружески, замечание Вам сделать.
— Делайте.
— Очень уж Вы с водочкой дружите.
— А чё мне с ней ссорится?
— А ваш подчинённый, Коптелин, тоже очень с ней дружил. И где теперь Коптелин? Нет Коптелина. Где? Утонул. Да, вот так вот.
* * *
— Посмотрите. Посмотрите на эту печень.
— Чья печень?
— Свиная.
— У свиньи печень не тренированная. Кто же свинью водкой поить будет?
— Молодец. Ну даёт.
— Товарищ Думанский, на вас бойцы смотрят.
— У меня печень, будет надобность, вскроете, увидите, не печень, завод.
— Ну, всё, тихо, тихо. Разгалделись… Михаил Дормидонтыч, я, конечно, очень вас уважаю за трудную и ответственную службу…
— Правильно.
— Но! но превращать плановое мероприятие в балаган — не позволю. Не позволю. Это ж плановое мероприятие.
— Товарищ майор, водка у вас аптекой воняет. Беру на экспертизу. Беру на экспертизу.
— Отдайте водку. Товарищ Думанский. Отдайте водку.
— Ну, вот и вся лекция.
Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать. Первоклассный деляга«Собачье сердце», Владимир Бортко, 1988, 12+, 8,3
Обеденная речь профессора в начале двадцатых годов прошлого века в Москве.
— Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть надо уметь. А представьте себе, что большинство людей есть вовсе не умеют. Нужно не только знать, что есть, но и когда, как и что при этом говорить. А если Вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет: не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И, Боже Вас сохрани, не читайте до обеда советских газет.
— Да ведь других нет.
— Вот никаких и не читайте. Я произвел тридцать наблюдений у себя в клинике. И что же Вы думаете? Те мои пациенты, которых я заставлял читать «Правду», теряли в весе. Мало этого, пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит и угнетенное состояние духа. Да.
Суровые годы уходят Борьбы за свободу страны, За ними другие приходят Они будут тоже трудны.— Зинуша, что это значит?
— Опять общее собрание сделали.
— Опять? Ну теперь, стало быть, пошло, пропал дом. Всё будет как по маслу: вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет паровое отопление и так далее.
— Вы слишком мрачно смотрите на вещи, Филипп Филиппович. Они теперь резко изменились.
— Голубчик, я уж не говорю о паровом отоплении. Пусть! Раз социальная революция — не надо топить. Но я спрашиваю, почему это, когда это началось, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице?
Вот это да…
И почему это нужно, чтобы до сих пор ещё запирать калоши и приставлять к ним солдата, чтобы их кто-либо не стащил?
Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать. Первоклассный деляга.
— Почему убрали ковер с парадной лестницы? Что, Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд дома на Пречистенке нужно забить досками, а ходить кругом, вокруг, через черный вход? Кому это нужно? И почему это пролетарий не может снять свои грязные калоши внизу, а пачкает мрамор? — Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош.
— Ничего похожего. На нем теперь есть калоши. И это калоши мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли с восемнадцатого года. Спрашивается, кто их попёр? Я? Не может быть.
