Такой вариант тоже имел право на существование.
Ну что же, сказала сама себе, даже если так, то я хотя бы повидаю родственников Агаты Ратфорт вживую, хотя поездка в столицу вылилась мне в приличную сумму. Признаюсь, я бы с радостью отдала ее в часть погашения процентов.
Впрочем, помимо несомненной радости от встречи с родней в столице у меня было важное дело. Я привезла с собой образцы пород – в шахтах мы нашли кое-что интересное, – и я собиралась спросить совета у местного артефактора.
Размышляя об этом, вошла в большую гостиную.
Картина, которую там застала, была достойна пера художника – не потому, что она была воистину прекрасна, а потому, что от нее за версту несло постановкой.
Первым я увидела дядю – лорда Катберта Ратфорта сложно было не заметить.
Он оказался среднего роста, обладал грузной фигурой с объемным животом, на котором с трудом сходился бархатный темно-синий камзол. Лицо у дяди было красным, с нездоровой кожей человека, куда больше времени проводящего за обеденным столом, чем на свежем воздухе или за физическими упражнениями.
Подбоченившись, дядя стоял, возложив вторую руку на мраморный пьедестал возле камина. За ним висел портрет его самого – но художник явно не брезговал приукрашиванием действительности.
Рядом с лордом Ратфортом стояла его жена Доротея – высокая, выше его почти на полголовы, худая женщина со строгим, желтоватым лицом – словно она страдала от разлива желчи – и сжатыми в тонкую полоску губами.
Одета она была в лиловое платье. Темные глаза смотрели на меня неодобрительно, даже брезгливо, словно на собаку, притащенную с помойки любимыми чадами. Вот бы выставить ее на улицу, но чада расстроятся, так что приходилось терпеть.
Они тоже были здесь – их дочери.
Пусть и близняшки, но сходством между ними и не пахло. Одна явно пошла в мать – она была худой, с темными волосами и прямой как жердь спиной. Одетая в голубое платье, сидела за белоснежным клавесином с закрытой крышкой и смотрела на меня с таким же видом, как и Доротея Ратфорт.
Высокомерно и немного презрительно. Лежавшие на крышке пальцы слегка подрагивали.
Вторая дочь, явно в отцовскую породу, все-таки мне улыбнулась. Невысокого роста, в бледно-розовом платье, она показалась мне немного полноватой. Но при этом на веснушчатом лице играла милая улыбка, делавшая ее простенькое лицо вполне привлекательным.
Подумала, что смотрины и молчание затягиваются, поэтому решила сделать ход первой.
Белые начинают и выигрывают, сказала себе. Или, по крайней мере, пытаются не проиграть с совсем уж разгромным счетом.
– Дядя! – поклонившись, произнесла с энтузиазмом, который нисколько не ощущала. – Тетя! Кузины!..
В ответ шевельнулась лишь та, которая показалась мне вполне симпатичной. Зато вторая демонстративно отвернулась и подняла крышку клавесина, показывая, что со мной никто не собирался иметь здесь дел.
Тонкие пальцы, украшенные множеством колец, легли на клавиши, но меня уже было не остановить.
Я была, как… болезнь. Прибыла на место и не собиралась никуда деваться, так что им придется со мной считаться.
– Как же я рада, что наконец-таки до вас добралась! – выдохнула я, добавив фальшивых ноток в это насквозь пропитанное ложью представление. – Как же счастлива увидеть всю свою семью!
– Агата Ратфорт, – пробасил дядя. – Ну что же, – все же замешкался. – Мы тоже…
– Мы нисколько не рады тебя видеть, но вынуждены принимать тебя в нашем доме, – ледяным тоном произнесла тетя Доротея, перебив своего мужа.
– Правда? – удивилась я.
Получилось не слишком искренне, но мне было все равно.
– Обстоятельства вынуждают нас вывести тебя в свет, хотя я нисколько не сомневаюсь в том, что твоя дурная кровь обязательно даст о себе знать и доставит нам немало проблем.
Я захлопала ресницами, подумав, что эти четыре месяца пройдут для меня очень и очень непросто.
– Позвольте уточнить, тетушка Доротея, я не совсем поняла! Вы говорите о дурной крови – получается, это кровь моей матушки?
В ответ Доротеря Ратфорт смерила меня высокомерным взглядом, ясно дававшим понять, что мне лучше как можно меньше попадаться ей на глаза.
– Дурная кровь твоей матери-простолюдинки может запятнать репутацию Высшего Рода, не так ли, Катберт? Женитьба твоего отца и так пошатнула наше положение, а твой приезд к началу Брачного Сезона совсем уж некстати.
Дядя пробурчал что-то невнятное, а я снова захлопала ресницами.
– Обещаю, тетушка, – заявила ей, – что я буду очень осторожна и в вашем доме, и во всех местах, куда вы столь благородно вызвались меня вывести. Постараюсь ни в коем случает не пораниться и не заляпать своей дурной кровью все вокруг, так что ваша репутация не пострадает!
На это Доротеря Ратфорт открыла рот, а потом нахмурилась, явно не ожидая от меня подобных слов.
Я же уставилась на нее совершенно невинным взглядом. Пусть решит, что я – дура, так мне будет только проще!
– Доротея, – внезапно, кашлянув, произнес дядя, – все же это дочь моего покойного брата! Думаю, нам стоит проявить хоть какое-то гостеприимство, несмотря на все сложившиеся обстоятельства…
– Мы проявим гостеприимство, несмотря на все сложившиеся обстоятельства, – заявила та холодно. – Но дочь твоего брата должна сразу же уяснить, что в нашем доме она никто и остается здесь лишь благодаря нашей милости.
– Спасибо, тетя! – отозвалась я, хотя мне очень хотелось поинтересоваться, уж не благодаря ли давлению со стороны Банка Воллесов.
– Как только Брачный Сезон закончится, она тотчас же уберется в свою деревню, и я больше никогда не увижу ни ее, ни эту позорную развалюху возле от нашего дома.
Я снова захлопала ресницами.
– Вы имеете ввиду мой экипаж, тетушка?!
Но та не соизволила мне ответить.
– И еще, эта девица должна сразу же понять, что она не получит от нас ни фартинга – ни на расходы, ни на новую одежду. Возможно, ей перепадут кое-какие обноски наших дочерей, чтобы она не слишком нас позорила, расхаживая на людях в том ужасном наряде, в котором сюда приехала.
На это я пожала плечами, потому что мое коричневое дорожное платье было новым и, по меркам Лоншира, вполне красивым. Да, в столице совсем другая мода, я уже успела в этом убедиться, но я не собиралась ни на кого производить впечатление.
К тому же тетушкина агрессия порядком меня задевала. Я не была никакой приживалкой, в конце-то концов, или же бедной родственницей, прибывшей сюда просить милостыню.
Во мне текла такая же кровь, что и в них.
Тоже Ратфортов.
– Милая тетушка, – произнесла я с улыбкой. Это обращение ей нисколько не нравилось, потому что она вовсе не была милой, и я решила, что впредь буду звать ее только так, – я несказанно рада тому, что смогу остановиться в вашем доме на все то время, пока не закончится Брачный Сезон. Мой дядя Катберт был настолько любезен, что пригласил меня принять в нем участие, и
