И как назло для утренней беседы было полно времени. Уже допили кофе, а спешить все некуда. То ли подскочили рано, то ли собрались быстро — все не так сегодня.
— Хорошо, — спокойно согласился он. — Во сколько освободишься?
— Не знаю, — сказала чистую правду. — Вчера все бросила, сегодня головы не подниму. И, кстати, на выходных я тоже занята буду.
— Я и не сомневался.
— У нас семинар в понедельник. Мне надо доклад подготовить, все свои наработки в кучу собрать.
— Само собой.
— Ваня, — с нажимом сказала Алёна, передергиваясь от его ироничного тона (возможно, потому что ирония та была не доброй), — я всю неделю у тебя протусила. Мне теперь за два дня надо сделать то, на что у меня обычно уходит дней шесть. В лучшем случае. Это тебе не курсовик с интернета скачать. Центр комплексной социально-психологической помощи, в котором я работаю, курирует психологическую службу. Я не только практик, но и методист. Мне перед специалистами выступать. И перед опытными, и перед молодыми, которых самих еще учить, чтобы они из детей психов не сделали.
— А у тебя хватает опыта курировать молодых специалистов?
— Хватает. Я с третьего курса работаю. У нас главное засветиться вовремя, а потом из струи не выпадать – развиваться и развиваться. Если будешь тихо отсиживаться в сторонке, профессионалом не станешь.
— Логично. Ну и пиши свой доклад. Я тебе чем помешаю?
— О, ты-то, да! — рассмеялась. — Ты, конечно, мне не помешаешь! Какой у меня с тобой может быть доклад?
— Нормальный. Можешь на мне какую-нибудь новую методику опробовать.
— Ваня, я даже спорить об этом не хочу, — твердо заявила она.
— И я не хочу, — не менее твердо ответил он. — Мы и не спорим. В нашем случае, вечер будет однозначно мудренее утра. Или ты хочешь поругаться? — спросил так, что и ответа не требовалось.
— Ваня, ты вообще меня слышал?
— Я много всякого разного от тебя слышал. Что конкретно ты имеешь в виду?
Алёна замолчала. Ваня поднялся с места, тихо встал у нее за спиной, аккуратно положил ей руки на плечи. Чуть сжал их.
— Расслабься.
Как бесило ее напряжение, точно вчерашнее признание из нее насильно вытащили, под пытками. Будто он заставил ее произнести эти три слова. Едва держался, чтобы не рявкнуть, что никто не тянул за язык, сама вчера начала, сама завела разговор. Конечно, теперь же не скажешь, что алкоголь разум помутил. Прекрасно знала, что говорила.
Не собирался он давить на нее, напоминая о вчерашнем. Не хотел слышать в ответ какую-нибудь очередную ересь или глупый смешок. Пусть лучше молчит.
Алёна попыталась глубоко вздохнуть, но какой-то камень внутри мешал расслабиться и впустить в себя воздух. Может быть, страх? Говорят, что страх живет в солнечном сплетении, там зарождается.
Так легко было сказать о любви вчера ночью. Так естественно и приятно. Но так трудно стало наутро и страшно. Как страшно любить такого, как Шаурин. С ним хорошо плавать на поверхности, — дружить, заниматься сексом, отдыхать и проводить время, — но нырять на глубину, — любить такого, как Шаурин, страшно.
Не собиралась она влюбляться, когда начала с ним встречаться. Не думала, что все зайдет так далеко, и невесть откуда возьмется между ними эта близость. Что возникнет острая потребность друг в друге. Нужда. Уже не только в физическом контакте, но и в словах. Не предполагала Алёна, что за такое короткое время все зайдет так непозволительно далеко, туда, где близость рождает не только наслаждение, но и тревожность, опасность. Страх. Боль.
Ваня обнял ее, обхватил руками всю и прижался щекой к щеке.
— У тебя сердце так бьется… Стучит как бешеное.
— Волнуюсь. Ты меня волнуешь, — слабо улыбнулась.
— Это же хорошо…
— Ты спрашиваешь?
— Я спрашиваю.
— Тогда хорошо… наверное.
— Как оптимистично и жизнеутверждающе, — слегка съязвил он.
— Я вообще оптимистка, ты заметил?
— Нет, ты пессимистка, каких свет не видывал.
— Нет.
— Да.
Ее напряжение и страх выводили его из равновесия. Ничего подобного раньше не замечал, а сейчас кожей чувствовал. Руками, губами. В груди что-то неприятно осело. На уровне интуиции возникло тонкое ощущение, что обманули его, что та картинка, которую рисовали, – фальшивая. Что все не так уж и хорошо, как кажется. Во всем чувствовалось острое противоречие. В ее поведении, в этих быстрых переходах от веселости к меланхолии, от разговорчивости к молчаливости, от уверенности в себе до застенчивой скрытности. Во всем неровность. С легкостью Алёна относилась ко всему сложному и трагическому, но со страхом беззащитного ребенка вздыхала, произнося всего три слова. И то без конкретики. Не сказала же «люблю», всего лишь – «я тебя тоже».
Всего лишь несколько слов понадобилось, чтобы их отношения изменились. Как прежде уже не будет. Как прежде не удастся прикрыть чувства легковесной иронией.
— Скажи, что ты мне не врешь, — неожиданно потребовал он и сильнее сжал ее.
От удивления Алёна даже отклонилась, чтобы взглянуть ему в глаза.
— Я не вру.
— Это хорошо. Не люблю, когда врут. Не терплю лицемерия.
Алёна четко ощущала, что Шаурин отслеживает каждую ее эмоцию, всякое едва уловимое движение. Казалось, оттого как она себя поведет, зависит что-то важное.
Вчерашние свои слова повторить не могла, зато могла ответно коснутся его рук, стиснув крепкие предплечья,
— Не вру я. — Прижалась губами к теплой щеке.
_____
— Ты дома?
— Ага, дома, — проворчала Алёна, зажимая сотовый между плечом и ухом. — Только я же сказала: к тебе не поеду. Ты ко мне можешь приехать. М-м-м… — улыбнулась, — ненадолго. А я к тебе не поеду, — бубнила, вытаскивая из шкафа книги и складывая их на руку стопкой.
— Как это ты не поедешь? — как ни в чем не бывало спросил Шаурин. Будто и не спорили они утром.
— Вот так это. Ваня, ну пожалуйста, у меня уйма работы, — запричитала Лейба, усаживаясь за письменный стол и перехватывая телефон рукой.
— Да я тебе клянусь! — жарко воскликнул он. — Я твой долбаный доклад вместе с тобой учить буду. Поехали.
Алёна расхохоталась.
— Нет!
— Точно – нет?
— Да!
— Хорошо, — ровным тоном произнес он и положил трубку.
Некоторое время Алёна настороженно смотрела на дисплей, не веря, что Шаурин отступил. Не может такого быть.
— Ага, «хорошо», — проворчала и захлопнула крышку ноутбука. — Знаем мы твое «хорошо»… Проходили уже. Я не я буду, если ты уже не у подъезда. — Вскочила с кресла и пошла в спальню за объемной сумкой, в которую потом сложила книги, ноутбук, тетрадь с записями и авторучки.
Натягивая джинсы и футболку, все поглядывала на телефон, а когда тот снова зазвонил, улыбнулась, но тут же разочарованно выдохнула: не этого звонка ждала.
Прежде чем ответить, помедлила.
— Привет, Саш, — поздоровалась сдержанно, но приветливо.
— Привет, милая.
— Вот только давай обойдемся без этого, — оборвала его.
— Раньше ты никогда не возмущалась.
— То было раньше.
— Ладно, не кипятись. Я звоню просто узнать, как у тебя дела.
— Хорошо у меня дела, прекрасно просто, — быстро сказала Алёна, чувствуя раздражение. — Вот два дня буду загорать среди конспектов. Семинар у нас в понедельник, готовлюсь.
— Это понятно. Работа и еще раз работа. А в свободное время чем занимаешься?
— Чем занимаюсь?.. — задумчиво повторила и поняла, что ответить-то ей нечего, потому как все свободное время она проводила с Шауриным. Не обсуждать же его с Сашкой.
— Алёна? — позвал Саша, не дождавшись ответа.
— Саш, мне некогда, — холодно сказала она. — Все в порядке у меня, не беспокойся. — Отмахнувшись от него незначительными фразами, поспешила закончить беседу.
Непродолжительное общение с Грохольским оставило в душе неприятный осадок, настолько сейчас этот разговор показался неуместным и ненужным, а сам Сашка – далеким и чужим.
